Моя история

А вот на программе Мерва Гриффина, где я был дважды, все происходило просто прекрасно. Ложки без осечки ломались пополам, удавались телепатические эффекты. И в программе Майкла Уоллеса „60 минут“ результаты были отличные, невзирая на его скептицизм. Словом, передача Карсона была единственной неудачей, наверное, потому что мне очень хотелось, чтобы все прошло на „ура“.

Жил я все это время у Андриа, и, честно сказать, мне там было здорово не по себе, хотя слов нет — место прекрасное. Просто я всегда стремился быть активным и ужасно страдал, когда приходилось сидеть в помещении, никуда не выходя. Как под замком. А я жаждал общения, хотел больше встречаться с людьми. Мне очень нравилась вечно заряженная атмосфера Нью-Йорка и вообще хотелось жить в городе.

Яша с Вернером открыли небольшое бюро в своей квартире, и мы с Шипи вскоре переехали туда.

Андриа в то время писал книжку по поводу всего, что с нами происходило. У нас с ним бывали ссоры, разногласия, подчас очень серьезные. Но я всегда любил Андриа. И до сих пор люблю. Он как отец мне. Но приходит время, когда сын вырастает и уходит от отца. Так и случилось с нами. Мы пришли к выводу, что при любых обстоятельствах, которые нас объединяли, я не принадлежу ему, а он — мне. Я хотел теперь работать на себя и думать за себя, хотел вырасти и идти вперед самостоятельно. Все это я выложил Андриа, и он согласился. Мне действительно необходимо было испытать, на что же я способен.

Когда я переехал в Нью-Йорк и стал жить вместе с Яшей и Вернером, то почувствовал полную независимость и даже какое-то облегчение. Я начинал понимать, что, несмотря ни на что, всегда найдутся люди, которые будут выступать против идеи этих сил. И чтобы я им ни говорил, ничего не изменит их мышление. Так будет продолжаться до тех пор, пока ученые не смогут подтвердить реальное существование этих сил и вывести законы их проявления. Но я учился, познавал. Вдруг я понял, что даже самые критичные негативные статьи помогали мне, потому что благодаря им мне уделялось внимание и многие люди могли следить за тем, что происходит, делая свои выводы.

Тем временем у меня началась следующая серия экспериментов в институте Станфорда, а параллельно проходили турне и лекции в лучших американских университетах. Я посетил Йель, Станфорд, Беркли, Кент Стейт, Брулинг Грин, Норе Каролина и другие университетские центры. Зрители — в большинстве своем студенты — реагировали живо, весело, с интересом. Для них главным было яркое, динамичное действие.

Когда я был в Голливуде во время телешоу Джонни Карсо-на, Мария Джанис встретила там своих старых друзей Джимми и Глорию Стюарт и спросила их, не хотят ли они со мной познакомиться. И вот как-то раз я вместе с Марией и Байроном был приглашен к Стюартам в гости на вечерний коктейль. Джимми попросил меня согнуть его ключ, что я и сделал. А потом он повел нас в летний садик, разбитый прямо за домом. Внезапно мы услышали какой-то грохот, шум падения чего-то тяжелого на землю. Мария побежала в ту сторону, откуда послышался звук, и вернулась с каменной статуэткой гиппопотама размером в 5 дюймов. Стюарт сразу же определил, что эта фигурка стояла на полке в их библиотеке. А его две собаки, буквально взбесившись, прыгали и обнюхивали эту статуэтку, продолжая волноваться и скулить даже тогда, когда фигурку положили в ящик на дальнем конце садика. Они все крутились возле этого ящика до тех пор, пока мы все не вернулись домой.

У меня вообще создалось такое впечатление, что какие-то феноменальные явления очень часто происходили в присутствии Марии и Байрона. Они с большим пониманием относились к возможностям жизни в других мирах, на других планетах. Красивые абстрактные рисунки Марии, которые демонстрируются в галереях многих стран, отражают бесконечность Галактики и звезд. С самых первых дней нашего знакомства я почувствовал, что она — ее душа, ум и даже тело — живет в каком-то ином, высшем измерении. Музыка Байрона на меня воздействовала таким же образом. Когда он исполняет на рояле Шопена или Рахманинова, создается впечатление, что он ведет музыку намного дальше, чем это доступно клавишам и даже чем предполагал сам композитор.

Такие же странные вещи постоянно происходили с людьми, которые все это время работали вместе со мной. Шипи, Мела-ни, Сольвейг, Яша, Вернер, мой юрист Лари Лайтер и Трина Уотгер, которые к нам присоединились чуть позже, — ни один из них не интересовался только деловой стороной нашего дела, все они были заинтригованы и захвачены мистикой этих сил.

И почти каждый день кто-нибудь их них становился участником каких-то странных событий, происходивших с течением времени все чаще и чаще. Все они понимали, что имеют дело с явлением, гораздо более широким и всеобщим, чем их конкретная жизнь. Особенно Шипи, который был со мной везде и всегда. Что бы ни случилось, я его никогда не забуду. Быть может, если бы не Шипи, я до сих пор служил бы в экспортной компании. Он был именно тем толчком, тем человеком, который первый сказал мне: „Иди и показывай людям все, что умеешь“.