Моя история

Спустя некоторое время после того, как сломались мои вторые часы, произошла еще одна странная история. Однажды во время завтрака в школе мой одноклассник, сидевший рядом со мной, посмотрел на свои часы и сказал: «Ой, мои часы убежали на час вперед!» Неожиданно для себя, осмелев, я повернулся к нему и сказал: «Я это сделал». Он заспорил со мной, утверждая, что это невозможно, и тогда я попросил его снять часы и разрешить мне подержать их. Он согласился. Я взял его часы в руки, посмотрел на циферблат и сказал: «Двигайтесь». И стоило мне произнести это два или три раза, как стрелки часов вдруг перепрыгнули еще на несколько делений. Вокруг нас собралась целая толпа, и я проделал все это еще раз. Теперь уже никто не смеялся, все говорили, что это величайший фокус во всем мире. Я почувствовал себя веселее. Но вскоре я столкнулся с тем, с чем мне впоследствии пришлось сталкиваться всю жизнь. Все были уверены, что это только ловкий фокус, я не мог доказать, что это вовсе никакой не обман.

Вскоре я начал замечать и другие странные вещи, происходившие со мной. Из-за этого я чувствовал себя каким-то ненормальным, необычным человеком. Однажды мама приготовила грибной суп. Поначалу я макал в суп белый хлеб и ел, потом стал есть ложкой. Я левша и поэтому держал ложку в левой руке. Мама в это время стояла над плитой. Как обычно, я зачерпывал ложкой суп и подносил ко рту, как вдруг ложка просто сломалась. Я позвал маму: «Посмотри, что случилось». Она подошла, посмотрела на меня, потом на ложку и вдруг начала смеяться.

Я тоже засмеялся. А потом задумался. Что-то непонятное происходило во мне, я никак не мог понять, как ко всему этому относиться. Единственное, что я знал, — это то, что с другими не происходят подобные вещи. И поэтому чувствовал себя немного неловко.

Представьте себе, что все это происходит с вами. Вам восемь или девять лет, ваша ложка наполнена супом, и вдруг она ни с того ни с сего ломается и проливает вам суп на колени. Что вы сделаете? Первая реакция — испуганно отпрянуть назад, потом разозлиться на ложку. Но если это произойдет снова, то ваша реакция изменится: «Подожди-ка минутку. Что-то здесь не так». А если такое будет повторяться, как это было со мной, тридцать или сорок раз в течение года, тут уж действительно начнешь волноваться, мягко выражаясь. Самое худшее во всей этой истории то, что мне не к кому было обратиться за помощью. Мои родители не могли поверить в то, что происходит. И я за это не мог их винить. С учителями говорить на эту тему мне не хотелось. А одноклассники или просто будут смеяться надо мной, или скажут, что это очередной фокус. Мне даже неловко было кого-либо спрашивать, потому что я знал, что мне все равно никто не поверит.

Вы можете себе представить ситуацию, когда у вас серьезная проблема, а никто не может помочь? Что вы делаете? Единственное, что мне оставалось делать, это принять все, как есть, сжиться с мыслью о своей необычности. Мои родители были добрые люди, но и они не знали, как мне облегчить мои страдания.

Мама любила пить кофе с друзьями в кафе. Иногда я ходил вместе с ней. Как-то раз я, как обычно, сидел рядом, ел торт вместе со всеми, и вдруг несколько чайных ложек начали скручиваться. Я до них даже не дотрагивался. Моя мама была просто в шоке — она не знала, как все это можно объяснить людям.

Подбежали официанты, увидели гнутые ложки и быстро заменили их на другие, чтобы посетители не подумали, что в кафе подают такие гнутые ложки. Мама пыталась рассказать своим друзьям, что со мной такое часто происходит. Но те принимали меня за невоспитанного, непослушного мальчика. А я ничего не мог им объяснить и просто сгорал от стыда за свое невольное поведение.

Постепенно мама начала привыкать к моим странностям, но только до поры до времени. Потом ей все это надоело, и как-то раз, когда я рассказывал ей о том, что происходит со мной в школе, она резко сказала: «Я больше не желаю ничего слушать на эту тему. Это все прекрасно, это интересно, но я не хочу, чтобы дело дошло до того, что тебя придется вести в врачу».

Однажды, когда мой отец был дома, они заговорили о том, что неплохо было бы сводить меня к психиатру. И все же больше они надеялись на то, что пройдет какое-то время, я повзрослею и у меня сами собой прекратятся все эти странные вещи. А я уже окончательно понял, что нет такого способа убедить их в том, что я не делаю все это нарочно, и поэтому решил, что самое лучшее — это просто перестать говорить на эту тему.

И все же мама понимала меня больше, чем отец. Она ведь прекрасно знала, как легко я мог читать ее мысли, как угадывал вплоть до последнего шиллинга, сколько она выиграла или проиграла во время игры в карты. Мой отец с этим не сталкивался, поэтому он обычно принимал более жесткую линию. Однажды он сказал: «Так, хватит, пойдем к психиатру. Просто послушаем, что он скажет, Ури».