Пройдя немного, я почему-то обернулся назад и увидел всё ещё стоящую там Юигахаму. Она широко помахала мне рукой, и я в ответ слегка приподнял руку и пошёл дальше.
***
Холод ослаб, и много любителей ночи ходит по большой улице около станции, что говорит о конце задержавшейся зимы. Смена поры года, похоже, отразилась и на уличном освещении – все лампы, свет домов и неоновые вывески почему-то сверкают.
Возможно, это будет часть моей жизни. Я подумал о том, что можно было бы ответить Миуре. Вот если бы я мог жить, исполняя её желания одно за другим… Эта невозможная идея посетила моё воображение.
Прелюдия
Мы много говорили. Например, о планах сходить куда-то на весенних каникулах. Хотя я понимаю, что это её неловкий способ уйти от разговора. И то, как она от него уходит, и её неестественная улыбка — это всё настолько неловко выглядит… Она всё умеет, вот только обман и уход от темы у неё не получаются. Можно было бы продолжать, но время-то идёт, становится холоднее, людей перед станцией всё меньше, темы для разговора подходят к концу, а скоро и электрички перестанут ходить, поэтому и мне, и ей придётся скоро куда-нибудь уйти. Хотелось бы сделать вид, что я этого не замечаю, и продолжить весело разговаривать ни о чем. Как бы хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось… Чтобы, как она и говорит, моё желание исполнили. Но это не принесёт мне ни удовлетворения, ни чувства, что всё закончилось.
– … Столько всего хочется сделать… – пробормотала я, смотря на большое потемневшее здание.
– Ага, – она согласилась и слегка с улыбкой вздохнула.
– Да, я хочу всё сделать. Я хочу всё.
Я чуть-чуть пододвинулась к ней, чтобы наши плечи коснулись, и прислонилась к ней лицом так, что можно было бы и уснуть в такой позе.
– Я жадная, поэтому хочу всего. И даже то, что ты чувствуешь.
Я жадная. Я люблю веселиться, радоваться, вкусно кушать. Хоть и не особо умею готовить и делать сладости, но топпинг смогу. Часто хочется попробовать какие-то новые сочетания, даже если они в итоге окажутся неудачными. Пусть даже они будут невкусными и горькими. Поэтому я попробую спросить ещё раз. Если она ничего не скажет, ничего не скажу и я. Если скажет она, скажу и я. Понимаю, что это нечестно, но это нечестно и с её стороны. Понимая, что не смогу, и что этому не исполниться, я ничего не могу поделать со своей жадностью, с желанием это исполнить. Наверно, всё-таки я тут самая жадная. Я люблю и сладкое, и горькое, и боль, и страдания. Я хочу все раны и боль.
Подняв голову, я посмотрела прямо на неё вблизи, так, что наши лица вот-вот коснутся друг друга. С такого близкого расстояния я смотрела в её глаза.
– Поэтому, Юкинон, расскажи мне о своих чувствах, – сказала я, и она издала звук замешательства, и её большие глаза взволнованно смотрят на меня. Мягкие губы остались несомкнутыми, длинные ресницы дрожат, а лицо выглядит так, словно она вот-вот заплачет. Но я уже не могу отвести взгляд. Всё это время я старалась не смотреть, притворялась, что не замечаю и не знаю ничего, поэтому теперь я на неё смотрю.
Я всегда смотрела на её красивые волосы, влажные глаза, светлые щеки. Она только один раз закрыла рот, словно жуя, и посмотрела вокруг. Кроме нас, людей около станции почти нет, а те, кто есть, слишком далеко, чтобы нас услышать, и всё же, похоже, она переживает, что нас кто-то может услышать, и приблизилась ко мне, осторожно прижавшись к моему плечу. Это было так мило, словно кошечка ко мне прижалась. После чего она мне на ухо прошептала одно слово.
Наверно, я не хотела бы этого слышать. Однако, услышав, я всё же улыбнулась. Почему-то улыбнулась, а щеки и лицо, уверена, даже взгляд излучали тепло.
Она отодвинулась от меня и встревоженно, с опаской на меня посмотрела, а щеки её покраснели так, что даже в темноте было видно.
Вот бы я всё-таки могла её ненавидеть…
***
Сказала.
Сама не ожидала.
Не собиралась говорить. Потому что если произнести это вслух, если признать это – назад пути не будет, как содержимое воздушного шарика, которое начало вырываться сквозь уколотое место, или начавшая переливаться через край стакана вода. Поэтому я сжала губы, понимая, что лучше было бы это проглотить. Но её взгляд не позволил бы мне это сделать.
Впервые я сказала это кому-то и, уверена, в последний раз. Я сказала лишь слово, прошептала ей на ухо, как исповедь, тонким неровным голосом. Я посмотрела в её сторону, чтобы понять, что у неё на лице, услышать, что она ответит, а она мягко улыбалась. И, как и ожидалось, слегка кивнула головой. Хоть я и сказала это впервые, кажется, будто она заметила это очень давно, но всё же ждала, пока я произнесу это вслух.