Моя юношеская романтическая комедия оказалась неправильной, как я и предполагал 6

Я тщательно подбирал слова, не давая ей ни единого шанса возразить. Всё, что я сказал до того, было субъективной действительностью, которую я видел. Единственное, чего я мог этим добиться, это злости Сагами.

— Подумай вот о чём. Мне на тебя плевать, но именно я первым нашёл тебя.

Когда высказана объективная истина, ситуация начинает меняться.

— Не значит ли это… что никто всерьёз тебя и не искал?

Сагами побледнела. Гнев и ненависть, которыми она пылала, сменились шоком и отчаянием. Её лицо исказилось. Не в силах подавить эмоции, она мучительно прикусила губу.

— Неужели ты сама не поняла? Ты просто…

Но договорить я не успел. Шею сдавило как обручем.

— Хикигая, помолчи немного.

Хаяма правой рукой схватил меня за воротник и с силой прижал к стене.

От удара о стену воздух вырвался из моих лёгких.

— …Кх.

Скрывая это, я отчаянно усмехнулся. Рука Хаямы, крепко сжимающая мой воротник, дрожала. Он глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться.

Наши взгляды скрестились на несколько секунд.

Девушки, до сих пор пребывавшие в ступоре, рванулись останавливать его.

— Хаяма, не надо, не надо больше! Просто оставь его и пошли. Ладно? Ладно?

Сагами положила руку на спину Хаямы.

Хаяма выдохнул и отпустил мой воротник, словно отбрасывая его. Отвернулся, больше не глядя на меня, и поторопил девушек.

— …Давайте поскорее вернёмся.

Сагами покинула крышу в сопровождении своих подружек, словно эскортирующих её.

— Сагамин, ты в порядке?

— Да, идём.

— Что это за тип? Просто кошмар какой-то.

— Не знаю. Что с ним такое?

Вслед за ними крышу покинул и Хаяма.

— …Ну почему все проблемы ты решаешь именно так?

Услышал я его негромкое бормотание.

Я остался один. Соскользнул по стене и сел на землю.

Надо мной простиралось далёкое небо.

Хаяма, я рад, что ты действительно честный и хороший человек.

Ты не был бы Хаямой, если бы не разозлился.

Хаяма, я рад, что ты не можешь спокойно смотреть, когда кому-то рядом делают больно. Я рад, что ты человек, который не может простить того, кто ранит других.

Видишь, всё просто… Теперь в этом мире никто не страдает.

Я уверен, что Хаяма прав, так поступать не стоит.

Но это всё равно единственный известный мне путь.

Хотя сдаётся мне, даже такой, как я, в конце концов изменится.

Однажды я обязательно изменюсь. Я буду меняться.

И неважно, каким я был, моё видение, моё понимание, мои суждения обязательно будут меняться.

Если этот изменчивый мир продолжает меняться, моё окружение, обстановка, моя координатная система будут искажаться и меняться, будет меняться и моя суть.

Вот почему…

…Я не изменюсь.

— Блин… — Глубоко вздохнул я.

…Сейчас уже начнётся церемония закрытия.

Я послал Заимокузе короткое сообщение «проблема решена», с трудом поднял своё тяжёлое тело и покинул крышу.

× × ×

Разумеется, я побрёл в спортзал.

Не потому, что хотел узнать, как там дела. Честно говоря, меня абсолютно не волновало, что случилось с Сагами.

Просто все, кто встречался мне в коридоре, стремились туда.

Низкие басы, слышные даже в коридоре, побуждали искать источник этих звуков. И всех как магнитом тянуло к спортзалу.

Эти медленные, низкие звуки растекались по всей школе. Словно рокот барабанов и бас-гитары.

Но в моём животе отдавались не только эти вибрации.

Там были ещё и радостные крики.

Хлопанье в ладоши и топанье ногами, сливающиеся в единый живой ритм.

Эта ритмичная дрожь словно сотрясала всю школу.

В самом здании было очень мало народу.

Все собрались в спортзале на церемонию закрытия.

Я взялся за дверную ручку.

Едва я открыл дверь, оттуда хлынула волна света и звуков.

Лучи подсветки плясали и подпрыгивали, зеркальный шар на потолке раскидывал отблески по всему залу.

В вихре света на сцене стояли девушки.

Басистка энергично лупила по струнам.

Барабанщица причудливо крутила палочками, подчёркивая своё присутствие.

Гитаристка великолепно и точно вела всю композицию, словно сдерживая зрителей ритмом, дающим им всё, что они хотят.

И беззаботная вокалистка. Она иногда чуть запиналась, но пела и пела, нота за нотой, строчка за строчкой.

Гитаристка шагнула к центру, встав рядом с вокалисткой. Они, переодетые в одинаковые футболки, вместе сплетали песню, словно поддерживая друг друга.

Зрители махали руками, вскидывали головы, трясли слабо светящимися, словно морские лилии, мобильниками, вскакивали с мест.

Потому что это профессиональное… нет, это любительское исполнение пылало энтузиазмом.

Если барабанщица провокационно ускорялась, гитаристка отставала, словно бросая вызов перебором струн. И когда казалось, что всё вот-вот рухнет, гулкие хлопки басов ставили всё на место.

А затем вокалистка вскинула руки, словно держа что-то прижатым к груди, и запела во всю силу.

Середина песни, призывы вокалистки находили отклик у аудитории. Словно бушующие волны, катящиеся справа налево. Светящиеся палочки ярко сияли, словно звёзды.

Это был тот краткий миг, когда в этом полутёмном зале все чувствовали себя единым целым.

Никто из них не заметил, как я вошёл.

Те, кто на сцене, тем более.

Среди этого жаркого, раздражающего энтузиазма я прислонился к стене.