Моя хранимая Химари (СИ)

- Нет, не стал он клясться. Пять лет он выслеживал исполнителей, на чьих руках была кровь его родных. Пять лет его ловили в наших лесах, и ловили бы и по сей день, если бы он, наконец, не нанёс удар первым. Всего несколько минут подвели итог делу всей его оставшейся жизни. Он не стал убегать из дома с убитыми воинами, заслышав тревогу. Он сел, вот как ты сейчас, и спокойно дождался охрану, нехотя дав себя сковать. Его стая была для него всем. Он мог бы завести новую, или просто скрыться окончательно, но он не стал этого делать. Ты, принадлежащая его виду, наверняка понимаешь, почему… Так вот, он не притронулся к нашей еде и воде на протяжении всех трёх дней спокойного ожидания назначенного времени своей казни. И когда пришла его пора, то я, тогда ещё даже не гэссель в боевой магии, впечатлённый его упрямством, приказал конвоирам дать ему право последнего слова. Но Вольфганг промолчал в ответ. Он стал первым в моей жизни… аякаши, которого я убил своими руками.

Гинко в смешанных чувствах встаёт, обходит меня и садится сзади, обнимая руками и кладя подбородок на моё плечо.

- Не похоже на складную байку. Но когда же ты успел? И где…

- Знаешь, Гинко. Я посвятил ему и всему вашему виду короткий стих. Хм… постараюсь сказать его таким же хорошим слогом, как и на оригинальном языке, но рифма у меня никогда особенно хорошо не получались…

Делаю паузу, давая основе сделать выборку вариантов, помогая мне сложить мой "Der Werwolf" на местном языке.

-Послушай! Там в глуши, среди тиши

Раздался боли крик… ты к ним привык?

Тогда иди своей дорогой.

Усмешкой злой волков не трогай-

Не терпят смеха над собой

И встречных в клочья рвут порой.

Спеши, не поднимая глаз,

Беги домой прямо сейчас,

Но вспомнишь вой, когда уснёшь,

Во сне слезу и кровь прольешь

За тех, кто поневоле одинок,

Непонят был и стал жесток…

К горлу подступил ком, когда я закончил говорить. В сотрудничестве с врагом никакого "подозрения" малого семейства "ренегата даже для своих", Вольфганга Мёллендорфа, отколовшегося от одноимённой Семьи, не было. Это было самое начало нашей активной конкуренции с этой Семьей, и нам было необходимо показать силу. Старый глава, а также Генрих и ещё несколько людей и демонов, включая меня, знали правду: Вольфганга и его семейство подставили. Но по-другому действовать мы не могли. И когда этот гордый вервольф увидел меня, молодого парня, который проведёт его в загробную жизнь, когда мы встретились взглядом… он понял, что мы знали. Понял и простил.

Гинко тем временем закрыла глаза и молча пустила слезу, упавшую на моё плечо.

- Ты понимаешь меня… и всех нас лучше, чем другие аякаши, не говоря уже о людях. Наконец я нашла достойного вожака, которого искала с тех самых пор, когда была изгнана из стаи, оставившей меня умирать в этом лесу.

Гинко сделала паузу и потёрлась о мою щёку своим лицом.

- Какая ирония судьбы: этим вожаком оказался обычный человек… Сильный и умелый. Опытный, несмотря на возраст. И красивый…

Сильнее прижимает меня к себе, одной рукой проводя по складкам рубашки у низа моего живота.

- Прошу тебя, Юто. Я клянусь твоей семье в верности. Дай мне снова почувствовать себя в стае…

Нет какой-либо необходимости меня просить дважды. Волчица, пожалуй, лучше всех сейчас понимает моё желание собрать всех людей и демонов и сделать из них одно целое. Лишь Сидзука следует за ней по пятам в понимании, исподволь желая добиться мира между людьми и демонами, хотя бы в одной отдельно взятой Семье. Всем остальным нужен только я и уверенность в завтрашнем дне, которую я могу для них гарантировать.

Кладу уже прочтённый бесполезный свиток. Поворачиваю голову, встречаюсь взглядом с лицом волчицы, робко закрывшей глаза в ожидании моего ответа, и целую вздрогнувшие от касания губы. Освободившейся рукой придерживаю её затылок… оказывается, её волосы на ощупь какие угодно, но не жёсткие: мягкие, пушистые, дарящие природное тепло. Как и она сама - колючая и неприступная лишь с вида, и такая одинокая внутри. Начинаю раздевать благодарно прильнувшую ко мне девушку…

…