Я получал огромное удовольствие от каждой минуты подготовки; мне нравилось дегустировать блюда, пробовать вина и выбирать музыку. Все шло по-настоящему гладко, без сучка и задоринки. И такая организованность выглядела просто удивительной, если учесть, насколько сложной была вся подготовка, вплоть до задуманной доставки свадебного платья невесты через Ирландское море. При этом надо иметь в виду, что я, в соответствии с замыслами, не должен был видеть подвенечного туалета Виктории до самого совершения обряда. Люди, работавшие в журнале «OK!», наняли маленький частный самолет, чтобы доставить нас в Ирландию без лишнего шума. Бруклин, я, Виктория, ее мама и папа, а также сестра Луиза с дочуркой Либерти и брат Кристиан успели втиснуться в него, прежде чем экипаж самолета сообщил нам, что большущая коробка с Большой Тайной не влезает в багажный отсек. А это означало, что платье надлежит вынуть из упаковки и внести его в салон через пассажирскую дверь. Посему меня отправили на взлетно-посадочную полосу с закрытыми глазами, где я простоял как минимум двадцать минут. А потом мне пришлось всю дорогу до самого Дублина сидеть спиной к этому таинственному сокровищу и, конечно, когда мы приземлились, всю эту процедуру пришлось полностью повторить еще раз в обратном порядке. Мне не полагалось видеть этого наряда, и, само собой разумеется, мы должны были позаботиться, чтобы не смогли этого сделать также фото- или видеокамеры. Очень жалко: погода в тот день вполне позволяла отснять очень даже приличное немое кино.
Мы попали в замок за два дня до нашей свадьбы. Сначала прилетели мои родители, а на следующий вечер начали прибывать другие гости. Вечером перед главным событием мы устроили для всех торжественный ужин. После него мы с Викторией вышли прогуляться. Сначала направились к специальному шатру, где намечался основной прием. Там была устроена небольшая искусственная рощица, украшенная остролистом и цветами, через которую должны будут пройти гости, чтобы попасть внутрь просторного сооружения. С собой я захватил пару бокалов и бутылку шампанского. И снова стал говорить Виктории, как я люблю ее, когда внезапно начался теплый тихий дождик. В этот почти жаркий летний вечер он был очень к месту, и мы чувствовали себя превосходно. Невозможно было вообразить ничего более романтичного.
В соответствии с замыслом, невеста и жених должны были на ночь разойтись. Когда мы возвратились в замок, Виктории, конечно же, выделили лучшее помещение — наши свадебные апартаменты. Мне предстояло обойтись одной из гостевых комнат, расположенной внизу. Прежде чем я лег спать, собралась небольшая компания игроков «Юнайтед» и некоторых моих ровесников, но мы не очень-то бушевали, как это иногда бывает на сугубо мужских вечеринках. Все ее участники изрядно устали, так что ограничились несколькими бокалами вина и парочкой бильярдных партий. Это заняло часа два, после которых я был совершенно трезв. Мне хотелось на следующее утро выглядеть более или менее прилично — уже хотя бы для того, чтобы запомнить каждую секунду происходящего.
Я вернулся в свою комнату и начал ломать голову над предстоящей речью. В первую очередь мне хотелось поблагодарить маму и папу за все, что они сделали для меня, а также Линн и Джоан, поблагодарить Джекки и Тони, брата и сестру Виктории за то, что они так сердечно приняли меня в свою семью, — а уж Кристиан стал для меня кем-то вроде брата, которого я всегда мечтал иметь. И затем поговорить о Виктории, которая на этой стадии торжества уже должна была стать моей женой. Но тут я подумал, что для подыскания подходящих слов, которые бы верно описывали мои подлинные чувства, возможно, есть смысл взять в руку бокал шампанского, пришпорив вдохновение, и рассчитывать исключительно на чистую импровизацию без всякой подготовки. Я позвонил Перигрину:
— Извини, Перигрин. Я о своей речи. У меня пока нет уверенности, что я сумею сказать то, о чем хочется. Да еще изложить это надлежащим образом.
Он еще бодрствовал или, по крайней мере, удачно притворялся:
— Никаких проблем. Сейчас приду.
Пять минут спустя я стоял возле своей кровати, а Перигрин поставил передо мной стул:
— А теперь давай. Позволь мне послушать твою речь, и, надеюсь, я смогу дать тебе несколько ценных указаний. А пока побуду твоей аудиторией.
Я немного смущался, но он заверил меня, что днем мне предстоит ощутить примерно такие же чувства, так что сегодняшняя репетиция послужит для меня хорошей практикой. Почти сразу после того, как я начал говорить, мой слушатель стал громко прочищать горло и кашлять. По мере того, как я входил в раж, он начал подкидывать комментарии вроде:
— Это как-то не очень весело.