— Бесс, приди отцу в голову, что мы окажемся в подобном месте, одни, в обществе человека, которого почти не знаем, он… он просто сошел бы с ума!
Элизабет приподняла брови.
— Но ведь отец послал меня в Шотландию, чтобы я вышла замуж за человека, которого почти не знаю, так что особой разницы я не вижу. Все зависит от того, Белла, какой из двух незнакомцев привлекательнее, а пока что я выбираю этого горца.
По правде говоря, Изабелла не могла с ней не согласиться. Но все же она наклонилась и взяла сестру за руку.
— Я знаю, ты все еще сердишься, и можно только пожалеть о поступке отца. Я знаю, в глубине души намерения у него были самые добрые, и еще я знаю, что, как бы он ни грозился, он не станет принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь. Но право же, Бесс, — она бросила взгляд на тускло освещенный трактир, на смутные фигуры, склоненные каждая над своей кружкой эля, — ты и в самом деле считаешь, что это разумно?
Элизабет оставила вопрос сестры без внимания. Грязь, вонь, смутная опасность, витающая в воздухе, — все это нравилось ей, а почему, она и сама не могла бы объяснить. Всю жизнь она ждала чего-то подобного — какого-то мрачного, опасного приключения, которое заведет ее в такие места, о которых она никогда и не подозревала. И теперь, когда это случилось, сердце у нее в груди билось взволнованно и гулко, и настроение было приподнятое. Ей казалось, что до сих пор она жила в стеклянном шкафу вроде тех, где ее матушка хранила фарфоровые статуэтки — предмет ее увлеченного коллекционирования. И вдруг одна из этих статуэток взяла и сбежала.
— Бесс, ты меня слушаешь?
Но Элизабет почти не слышала, что говорит сестра. Она была просто заворожена необъятной грудью, которую являла миру служанка, подошедшая с ними поздороваться. Грудь была воистину замечательная. Элизабет просто не могла взять в толк, как можно ходить с так туго затянутой талией, разнося посетителям бесконечные кружки с элем, и не выпасть при этом из лифа платья.
— Чего изволите? — спросила девушка, прижимая поднос к бедру и отбрасывая с глаз непокорную прядь каштановых волос. В то же время она пожирала глазами каждую подробность роскошных туалетов обеих леди.
Элизабет потерла лоб.
— У вас есть что-нибудь, чтобы согреться? Сегодняшний вечер выдался довольно прохладным. Клянусь, я чувствую это всеми своими косточками.
Девушка улыбнулась, обнаружив отсутствие переднего зуба. Но это вовсе не лишало ее привлекательности — напротив, придавало ей что-то манящее и задорное.
— Ах, миледи, хороший глоток уисге-бита — и озноба как не бывало.
— Ууш-ке ва? — попыталась повторить Элизабет.
— Ага, это живая вода. Быстренько согреет вам кишки.
Вряд ли леди в гостиной ее матери пробовали что-нибудь подобное.
— Звучит превосходно, но…
— Эффи, сдается мне, что леди больше подойдет чай, — вмешался в разговор Маккиннон.
— Чай? А почему я не могу выпить этой уисге-бита?
Он взглянул на девушку.
— Это очень крепкое питье. Для мужчин.
Для мужчин? Элизабет повернулась к пышногрудой служанке.
— Мисс Эффи, а вы сами когда-нибудь пили эту уисге-бита?
— Ну ясное дело, миледи. Всю жисть пью. Папаша втирал ее мне в десны, когда у меня в младенстве зубки резались. А бабка — ей уже почти девяносто — клянется, что пользуется ею от кашля. «Ничего не найдешь лучше, — это она говорит, — чтобы прогнать какую ни на есть хворь».
Элизабет посмотрела на Дугласа, сидевшего напротив, словно говоря: «Вот что пьете вы, мужчины»…
Тот только пожал плечами.
— Просто этот напиток больше подходит шотландцу, чем саксу.
Этого оказалось довольно. Теперь ничто на свете не остановит ее, и она попробует это зелье.
— Если можно, Эффи, глоток этой уисге-бита. — Элизабет посмотрела на настырного Маккиннона и улыбнулась: — А вообще-то почему бы и не два глотка?
— Ах нет, Бесс, спасибо, — остановила ее Изабелла, — я бы предпочла чай.
Элизабет посмотрела на сестру.
— А я заказываю не для тебя, Белла.
— А-а. — Спустя мгновение, кивнув в знак того, что она все поняла, Изабелла добавила: — Ах…
Троица молча сидела за круглым столом, ожидая возвращения Эффи. Та принесла три деревянные миски с тушеной бараниной, чайник с чаем для Изабеллы и две крошечные рюмки, каких Элизабет никогда видеть не доводилось. Служанка откупорила бутылку и поставила ее на стол между Дугласом и Элизабет.
— Господи, да сюда и глоток не войдет, — сказала Элизабет, глядя, как Маккиннон аккуратно наливает себе и ей по наперстку коричневатой жидкости. Потом она взяла рюмку и сказала, понюхав: — Вы пока не ставьте бутылку на стол, Маккиннон. Сразу же нальете еще раз.
С этими словами она поднесла рюмку к губам и выпила все залпом.