Прошу об этом, но внутренне сжимаюсь, как только Маргарита послушно капитулирует. Сам не пойму своих реакций и желаний, хочу чтобы она не боялась моего надуманного уродства с той же бесконечной силой, что и бешусь от заботы, невероятного сострадания, проявленного ко мне.
Сбежать. Всегда можно сбежать: от зарождающихся чувств, что наводят смуту в душе и мыслях; от того, что с пугающей частотой заставляет моё сердце биться — чаще, с перебоями и в дикой динамике. Лишь от себя убежать невозможно, а от Марго можно, и нужно.
— Закажи пиццу и не парься.
Бросаю небрежно, выходя в коридор, даже не оборачиваясь. Я, итак, знаю что Крайнова смотрит на меня во все глаза, нагло прожигает во мне дыру. Укоряет за грубость, не понимает молчаливой отрешенности, а мне плевать. Нет, не на неё. Эта девушка давно негласно возведена в ранг неприкосновенности, которую ни обидеть, ни бросить, ни любить я не могу и не должен.
Если жить по принципу "пофигизма" будет меньше вариантов соблазниться на запретный плод, слишком сладкий… да вот только не про мою честь.
— Чёрт, — вою, в сжатый кулак, лишь бы не привлекать внимания. И пусть дверь закрыта, а Марго при всем своём необузданном желании сострадать, не посмеет вломиться в ванную, но быть услышанным не горю желанием. Обнажать свои слабости чревато полному поражению.
Включаю воду, резким движением брызгаю ледяной водой в лицо. Не помогает. Я как шальной, со стеклянными глазами пялюсь в собственное отражение, ненавидя всё то, что сейчас смотрит на меня в ответ. Ни человек, ни личность, а тень некогда вполне нормального пацана.
Уголок губ нервно дёргается, складываясь в жалкое подобие ухмылки, которая превращает лицо в злобную маску. Противно смотреть, хочется смыть брезгливое выражение. Наклоняюсь, засовывая голову под кран, давая холодному напору воды уничтожить всё раздражение.
Вода охлаждает, заливается за шиворот и в ухо, шумит, успокаивая гомон, перерастающий в головную боль. Мне полегчает, отпустит и я смогу вернуться к Марго, искренне надеясь, что та забудет с чего началось наше утро.
Глава 20 "Хьюстон, у нас проблемы"
Хорошая штука аффект, я захлопываю дверь перед самым носом брата, не дождавшись пока он выйдет из собственного ступора и проявит всю бешеную бурю, клокочущую в нём и не ускользнувшую от моего внимания. Эмоциональный напряг в руках, вдруг сжавшихся в кулаки до мерзкого скрипа ручки полиэтиленового пакета, в котором звоном отзываются бутылки. В напряженной челюсти и, той он поигрывает, словно перетирает зубы в труху, скорее всего представляя, как будет вгрызаться в глотку своему лучшему другу.
Я сама того не желая искусственно создала столь нелепую ситуацию, столкнув лбами друзей детства. Лёшка непременно кинется давить меня своим авторитетом, кичась разницей в возрасте, хотя четыре года возрастного перевеса не делает его умнее и благоразумнее.
Теперь я стою, переводя дыхание, уперевшись лбом в холодный металл, но не чувствуя озноба, меня пожирает адский огонь. Лизнувший сначала яростным Лешкиным взглядом, оголенную кожу, бесстыже выставленных на показ ног. А в довершении сочившийся жар даже сквозь дверь, рикошетя от брата, проходится по моей совести. Ничем не запятнанной на самом деле, но вдруг забившейся в угол.
В панике дёргаю за край футболки, одергивая её как можно ниже. Скольжу вспотевшими ладошками по бёдрам, которые наверняка по Лёшкиным предположениям всю ночь прибывали в позе "рогатки".
Нет, мне не найти оправдательных слов для старшего брата и не отыскать более-менее внятных аргументов, чтобы выгородить Макса перед лучшим другом. А всё потому, что я балда, благополучно забыв о глазке, поспешила распахнуть дверь, явив себя во всей красе. А бурная фантазия Лёши, приправленная жизненным опытом обязательно проведёт параллель сексуальной ненасытности Макса с моим внешним видом.
Спровоцированное чувство суетливости подталкивает меня к ванной комнате, в которую я влетаю, наплевав на все рамки приличия. Сейчас совершенно нет времени на предупреждающие стуки, реверансы, или стыдливый румянец от созерцания голого Макса.
Абсолютно голого… Капли воды после душа проворно стремятся по груди вниз к поросли жёстких волосков, убегающих тёмной дорожкой от пупка к паху. И я заставляю себя отвести взгляд, молю найти силы зажмуриться, но не тут-то было. Кровь бурлит непонятным коктейлем, бежит с удвоенной силой, сосредотачиваясь в сердце жарким сгустком, а во втянутом от волнения животе — тугим, томительным узлом.
И в голове одни почему, изворотливо прыгающие и мешающий как можно скорее прийти в себя.
— Крайнова, ты чё стыд потеряла? — прислонив к себе полотенце, орёт он, громким окриком выводя меня из оцепенения.
— Ой, да ладно, что я там не видела, — цокаю языком, но всё же отворачиваюсь, давая ему возможность обтереться и спокойно влезть в вещи, лежащие до этого аккуратно сложенной стопкой на тумбе. — Хьюстон, у нас проблемы. Посерьезнее твоей голой пипирки.