Не сумев побороть соблазн, кидаю злой взгляд на ее лицо, заглядывая в чертов омут зеленых глаз с мокрыми ресницами. Это то ли дождь, то ли слезы катятся по ее щекам к блестящим, чуть приоткрытым губам.
Тело бьет мелкая дрожь, рядом с Марго оно беспрерывно сбоит. Дышится рядом с ней не так, как обычно: очень шумно, судорожно, будто при каждом вдохе целиком и полностью легкие наполняются ее запахом, близостью, навязчивой… маниакальной потребностью чувствовать тесный контакт с ней.
Кончики холодных пальцев скользят по бровям, бережно подбираясь к саднящей ране на лбу, заставляя меня зажмуриться, от такой нежности в каждом движении Маргошиных рук.
— Прости, малая, — рвано выдыхаю, прерывая ее несмелый поцелуй, до адской боли заглушая желание продолжить начатое, понимая, что ни к чему это все… Ни к чему..
Глава 32 "Спасение для оскорбленных"
Лежу и смотрю в потолок, не понимая как можно исправить свою жизнь, но при этом не наломать дров?! Последнее время у меня с этим жуткие проблемы. Я вляпываюсь в истории по самые уши, причём свои и чужие, не прилагая особых усилий. Вокруг меня сплошное болото. Бесконечные попойки изредка сменяются трезвыми днями, тогда в квартире царит другая атмосфера: знакомая, родная и наполняющая моё существование смыслом. Но сейчас я слушаю завывание отчима, который налакавшись в очередной раз, старается спеть матери, но вместо мелодичной серенады, выходит пьяный вой. Уши давно успели свернуться в трубочки от пения непризнанного певческого таланта.
Одному Масику хорошо, тёплый комочек мирно посапывает у меня на груди, спрятав мордочку в неглубокое декольте. Истинный мальчик по достоинству оценивает женские прелести, а его мурчание теперь для меня единственная услада.
— Ри-итка-а, — горланит мать и меня коробит от этого варианта имени. Или может всему виной мерзкий прокуренный голос некогда самой лучшей мамочки? — Оглохла, что ли? Иди открой.
Действительно, жаль что не оглохла и не ослепла до кучи, а лучше и сгинула бы вовсе, на радость родне. Так бы и повод новый нашёлся — пить по утрате.
Кто-то продолжает стучать в дверь: активно, немного требовательно, привлекая теперь уже и моё внимание. Нехотя перекладываю котенка на кровать, вступать в открытую конфронтацию с опустившимися местными жителями — это большая драма. Проще немного поработать швейцаром.
Визитер меня напрягает более, чем предполагалось, а я абсолютно не настроена выслушивать безгранично бесполезные оправдания, поэтому предпринимаю попытку захлопнуть дверь. Но моей ленивой реакции в противовес стоит излишняя наглость, а на пути к цели появляется носок кроссовки.
— Ногу убери, — пока еще просто словесно предупреждаю я. — Или хочешь, чтобы я Рогозину позвонила? Он уже вашему семейству как личный цербер.
— Рит, у меня проблемы. Помоги, пожалуйста!
Умоляющая интонация звучит вполне искренне, с заметным надрывом, но вспомнив кто передо мной, а главное чей он брат, в моем милосердном сердце с треском захлопывается дверь, пуская трещину по вечно мешающему мне жить альтруизму.
— Сам себе помоги.
Вытолкать незваного гостя не получается, он с упорством бульдозера прет вперед и навалившись всей своей массой, практически вваливается в квартиру. Суетливо поправляет задравшийся край футболки, смотря на меня умоляюще своими жгучими карими глазами, выискивая хоть толику сострадания в моем скучающем выражении лица.
— Мать в загуле…
— Сочувствую, — перебиваю Юрку, не давая закончить, нервный смешок издевательски вырывается помимо моей воли. — Моя в запое, обнимемся? — шуточно развожу руки в приглашающем жесте обняться, как ни странно сосед моего веселья не разделяет.
— Дашка в ванной закрылась, рыдает там часа два уже. Просит таблетки, говорит ей плохо, — не сдерживая беспокойства в голосе, он почти не дыша вводит меня в курс дела, кратко освещая проблему. — А хрен его знает, вдруг травануться решила.
— Не мудрено, — грустная всепонимающая улыбка кривит мои губы, и я рада бы ошибаться, но увы семейные трудности у нас зеркальные, в таких условиях мрачные мысли, как рой пчелиный могут довести до сумасшествия.
— Мелкие сказали, что она бинты какие-то выбрасывала…все в крови. Но сама вроде цела. Хотя… я не видел ее, она мне не открывает.
— Ладно, пошли.
Дашка уж точно, не причем, что у нее два старших брата, и оба не дружат с головой, разве что только с нижней. В прихожей у Котовых, увы, не пусто и ладно бы только мелкие зрители в ожидании развязки, сидели под дверью в ванную комнату, так еще и Пашка.
— Опаньки! — звонко икнув, Паша запрокидывает голову, старательно фокусируя прищуренные глаза на мне. — Какими судьбами? В честь чего это мажорская подстилка пожаловала в обитель униженных и оскорбленных?
Кивок в мою сторону, сползающая улыбка и бешеный взгляд, наполненный то ли ненавистью, то ли желчью. Я сейчас для Паши очередной раздражитель, как и яркий свет, бьющий по глазам от включённого светильника.