Моя купель

— Их останки перенесены в Ефросимово. Только по документам в той могиле значилось пять, а мы подняли четверых.

— Куда же делся пятый? — будто удивляясь, спросил Гусев, глядя на майора.

Тот ответил:

— Не знаю, пытаемся найти.

— Пятый стоит рядом с нами, — сказал Гусев и показал на Очкина.

— Простите, я что-то не понимаю! — сознался майор Семенец.

— В донесении, которое мы получили тогда из полка, — пояснил Гусев, — сообщалось, что вместе с Панариным похоронены сержант Андриевский, рядовые Рыбин и Придатко... и старший лейтенант.

Майор Семенец вдруг вспомнил рассказы местных старожилов: на этот дот, перед которым погиб Панарин, тотчас же бросился старший лейтенант, бросился с гранатой. Он был прошит пулями и пролежал там целый день, и только ночью, когда началась метель, его вытащил какой-то смельчак из местных жителей.

«Волга» остановилась перед площадкой недавно перекопанной земли. Алексей Очкин вышел из машины, снял кепку.

На большаке показались автобусы.

— Это юдовские, — пояснил майор, — едут на митинг. И нам пора. Прошу в машину.

Но они все же опоздали. Задержались на лугу, собирали полевые цветы. Когда «Волга» пересекла центральную улицу Ефросимова и выскочила к площади, там уже начался митинг. Под звуки духового оркестра с обелиска медленно спало полотно. Перед глазами собравшихся — скульптура воина с поникшей головой.

Майор Семенец вместе с гостями поднялся на постамент и стал искать глазами тех, кто в разное время рассказывал ему о комдиве — командире юдовского гарнизона. Узнают ли они его сейчас? Вот Екатерина Чернышева из села Березы, бывшая связная партизанского отряда, затем медицинская сестра полевого госпиталя, теперь учительница, работает в Курске. Она задумчиво смотрит на обелиск. Чуть в стороне от нее, ближе к трибуне, — Татьяна Ворохобина из Хомутовки. Рядом ее мать и муж. Они приходили в военкомат с письмом от Петра Ворохобина, бывшего партизанского разведчика, который просил сообщить, где похоронен командир артдивизиона, что разгромил колонну немецких танков под Хомутовкой. Делегация из Юдовки во главе с Красновой столпилась перед обелиском справа. Кто-то из юдовских, кажется, сама Мария Петровна Краснова, прочитав в газете про Алексея Очкина, говорила, что это тот самый комдив, который командовал юдовским гарнизоном.

«Вот он, здесь, приехал», — чуть не вырвалось у майора. Он почему-то вдруг заволновался, переживая за Алексея: узнают ли его? что он будет говорить?

Однако едва Алексей успел встать рядом с майором, как площадь задвигалась, закачалась. Кто-то громко охнул, будто в испуге. Алексей Очкин опустил голову, кажется, чуть нахмурился: дескать, почему так шумно. Прошла еще минута, и наступила настороженная тишина. Все подравнялись. Даже ребятишки, висевшие до сих пор на заборах и деревьях, соскочили на землю.

Сколько длилась речь Алексея Очкина — много ли, мало ли, — майор Семенец не заметил. Он еще никогда за всю свою жизнь не видел, чтобы гражданские люди, колхозники, мужчины и женщины, старики и дети, выстроились вот так, без команды, и стояли не шелохнувшись. Перед ними выступает человек, которого они называют комдивом. Они встретили его по-солдатски, по-боевому. Быть комдивом у такого народа дано не каждому, и заслужить такое право можно только честным и беззаветно преданным служением ему.

ОЧЕРКИ

Петр Чекмазов

Живет в Москве, на Таганке, внештатный пропагандист общества «Знание» Петр Никифорович Чекмазов. Заботливый, беспокойный человек. У него на столе целая стопка свежей литературы по экономическим проблемам, по практике внедрения новой технологии, по текущей международной политике. И рядом — тетради с конспектами «про запас»: а вдруг слушатели подбросят вопрос, вытекающий из задач нового пятилетнего плана, скажем, по внедрению электронной техники. Не быть готовым к ответу на такие вопросы никак нельзя. Какой же ты после этого пропагандист...

Заботливость — родная мать беспокойства. Вот и получается — стоять на месте некогда. Такова жизнь. Отставать от нее нельзя, пропагандисту тем более. Он должен быть впереди, хоть на полшага, но впереди. Поэтому не теряй времени, следи за печатью, новинками художественной литературы, не пропускай информацию о достижении науки и техники, выкраивай час на беседы с инженерами и рабочими.

Обмен мнениями по отдельным вопросам пропагандистской практики в обществе по распространению научных знаний, семинары и консультации в кабинете партийного просвещения, лекции в горкоме, встречи с учеными, деятелями литературы и искусства — ничего нельзя пропускать, ничего нельзя оставлять без внимания.

Так за одним беспокойным днем пропагандиста следует другой, третий... Поэтому приходится удлинять день за счет ночи, а неделю за счет субботы и воскресенья. Но не ждите от Петра Никифоровича жалоб на усталость, на перегрузку. Все это для него стало потребностью, смыслом жизни. Отключи его от общения с людьми, от книг, от беспокойства — и ему станет скучно, неуютно, и... да что и говорить — в застойной заводи и вода киснет.