Моя купель

Рассвет застал морских пехотинцев на Симферопольском шоссе, на подъеме к Мекензиевым Горам. Небо на этот раз голубело. Голубизна всегда располагает к спокойствию. Кругом тихая благодать. И не хотелось думать Дмитришину о том, что идет война, что приближаются суровые испытания огнем. Даже не оглядываясь назад, он зримо представлял себе Севастополь, дымящиеся после ночного налета вражеской авиации склады Северной бухты... Бывалый воин, он понимал, что утренняя благодать и голубое небо — это всего лишь подарок крымской природы, кратковременное напоминание о той поре, которую война отобрала, как видно, надолго...

Севастополь, Севастополь... С высоты Мекензиевых Гор кажется, что когда-то давным-давно, еще в пору формирования Крымского полуострова, дотянулся здесь до моря рукой какой-то сказочный гигант: Дотянулся, погрузил пальцы в море и окаменел. Время, миллионы лет, вода, ветер деформировали ладонь гигантской руки, скривили пальцы, но не смогли разрушить их. Они стали каменными грядами. Каждый палец — гряда. А между ними образовались бухты. Бухта между большим и указательным пальцами называется Северная, между указательным и средним — Корабельная, между средним и безымянным — Южная, между безымянным и мизинцем — Карантинная.

И кажется, не сегодня, так завтра оживут эти пальцы, сожмутся в мощный кулак — или уже сжались, — и фашистские орды наткнутся на него, как на грозную скалу, которая обрушится на них неотвратимой карой за все злодеяния...

2

После того как связист Дмитришин в трудных условиях сумел устранить обрыв линии и к тому же метким выстрелом покончить с гитлеровским лазутчиком, его пригласили в политотдел бригады.

И после беседы в тот же день он перебрался в землянку разведчиков.

Командир взвода разведки старший лейтенант Федор Ермошин встретил его испытующим взглядом. Когда Дмитришин доложил о прибытии, он подал ему руку и сжал ладонь так, что хоть кричи. Не пальцы, а стальные клещи. Набравшись терпения, Дмитришин даже улыбнулся. После этого Ермошин отпустил ладонь и спросил:

— Раньше в разведке бывал?

— Не приходилось.

— Значит, от природы такой?

— Не знаю от чего, но хочу быть таким, какого вам надо в разведку.

На лице Ермошина мелькнула улыбка, и он тут же очень коротко, но удивительно четко разъяснил, какие требования предъявляют к человеку, который решил быть разведчиком.

— Поневоле стать разведчиком нельзя. Надо почувствовать в себе готовность к самым трудным испытаниям. Притворился мертвым — лежи. Даже если тебя испытывают каленым железом — лежи камнем, не дергайся. Научись ходить тише кошки... Разведчик — ночной человек, но действует как днем — разумно и осмотрительно. Самоконтроль и строгость к себе нужны разведчику как дыхание, иначе погибнет раньше срока...

Поговорка «Первый блин комом» во фронтовой жизни не дает права на оправдание промахов и просчетов. Ведь в бою, особенно при вылазках разведчиков к переднему краю противника, малейший просчет оплачивается только кровью, потерей боевых друзей. Поэтому «первого блина» у разведчиков не должно быть. Иначе вступит в силу тот самый «противник», который притаился в тебе, — робость. После первой неудачи она, эта робость, при выходе на второе задание будет мешать твоему разуму отыскивать верный путь к решению задачи, затем станет повелителем твоей воли и превратит в труса.

Так и примерно в таком плане проводил свою линию Федор Ермошин при подготовке взвода к выполнению первого боевого задания. И хоть обстановка на переднем крае изо дня в день усложнялась и взвод бросали с участка на участок как обычных стрелков, все же командир взвода ухитрялся проводить занятия, тренировки по всем статьям «Наставления войсковой разведки». Ночь была в его распоряжении, и гонял он своих разведчиков, как говорится, до седьмого пота.

Что он только не делал с новичками в разведке! Тьма — глаз выколи, а он стремительным броском гонит всех через колючую проволоку в четыре кола. Зацепился, распорол ногу — ни звука и не отставай от идущих впереди. А потом, когда четыре кола останутся позади, он даст вводную:

— Под проволокой остался мой сапог, найти! Время две минуты!

Сам стоит на одной ноге, другая согнута в коленке, босая. Земля темная — как его найдешь? Ощупывай каждый бугорок. Но вот кто-то докладывает:

— Нашел!..

— Как?

— По нюху...

— Молодец!

Или посадит заранее кого-нибудь из самых зрячих в траншею с пулеметной площадкой, остальных разведет в разные концы. Вводная:

— Взять «языка» в траншее. Только учтите, «язык» имеет право обороняться. И лопату настоящую может пустить в ход. Синяки и шишки — три наряда за каждую.

И возвращались, бывало, не раз с синяками и шишками.

Броски на выносливость, ориентирование на местности, плавание в ледяной воде, изучение приемов рукопашного боя, овладение минимумом немецких слов — все подчинялось одному: умей взять и привести «языка».