Читаем Моя купель полностью

— Так, так, — замечает память, — узнаю гвардейца.

— Бывшего.

— «Бывшего», — с усмешкой повторяет память, и мне слышится ее упрек. — Выходит, в твоей груди угасла боль от ожогов войны, и ты забываешь то, что было и чего не должно повториться. Так знай, беспечных и забывчивых будет судить совесть.

— Какая ты жестокая, память, — взмолился я.

— Не жестокая, а заботливая, — поправила она.

— Остаюсь в строю и постараюсь, пока дышится, не быть даже свидетелем на суде совести.

— То-то же, — сказала память и замолчала.

И тут же я записал себе в блокнот: «Зов памяти — верность традициям старших, забвение — боль в сердцах ветеранов».

Москва — Кулунда — Москва

1966—1977

<p><strong>КОМДИВ БЕССМЕРТНЫХ</strong></p><p><strong>От автора</strong></p>

Записывать воспоминания участников и очевидцев сражений Великой Отечественной войны — моя давнишняя привычка. Таких записей накопилось много, и по ним я время от времени проверяю себя, свою память: они связаны с личными впечатлениями фронтовой жизни, которые еще не успел как следует осмыслить.

Недавно, перелистывая фронтовые блокноты периода Сталинградской битвы, я нашел небольшую заметку о гибели группы бойцов, сражавшихся на берегу Волги в районе тракторного завода. Группой командовал молодой, удивительно дерзкий лейтенант. У него было всего лишь полсотни бойцов, однако они не только отражали атаки батальонов пехоты и танков противника, но и сами переходили в контратаки. Лейтенант наносил удары по противнику с тыла и флангов. Его бойцы умели действовать ночью. Ночные удары ошеломляли вражеских солдат и офицеров, вынуждали их, как правило, с большими потерями оставлять те позиции, которые захватывали днем... Кто этот лейтенант — неизвестно. Вместо фамилии в записи — пробелы, многоточия и вопросительные знаки. Вероятно, рассказчик пытался вспомнить, назвать имя героя, но так и не вспомнил.

В другом блокноте записан рассказ о герое, который чем-то очень похож на лейтенанта. В конце записи помечено: «26 марта 1943 года бросился на амбразуру немецкого дота».

В том же блокноте записан рассказ медицинской сестры, которая, поведав мне о человеке редкостной храбрости и чистого сердца, почему-то не назвала его имени, сказав только, что он был старшим лейтенантом, истребителем танков, солдаты называли его бессмертным.

— В августе сорок третьего года, — сказала она, — старший лейтенант был смертельно ранен, доставлен в Дарницкий госпиталь, и через несколько часов его отнесли в мертвецкую...

Читаю дальше. И вдруг устанавливаю почти невероятное: это один и тот же человек. Он прошел от Сталинграда до Берлина и, кажется, участвовал в освобождении Праги, затем, после войны, работал слесарем на Перовском заводе в Москве. Если это так, то по записям я должен найти его и, если он жив, встретиться с ним.

Однако прежде чем отправиться в поиски, решил посоветоваться с Василием Ивановичем Чуйковым — с чего начать? Бывший командующий 62-й армией, ныне Маршал Советского Союза, выслушав меня, сказал:

— На войне бывает и такое...

Он открыл свой сейф и дал мне почитать два письма. Одно — от участника Сталинградской битвы Владимира Владимировича Гусева, другое — от жителей Дмитриево-Льговского района Курской области. В первом высказано недовольство: почему забыты героические дела одного славного воина 62-й армии, погибшего в боях за тракторный завод в октябре 1942 года; во втором рассказывается о том, как в марте 1943 года на курской земле в боях за Хомутовку, Юдовку, Калиновку, Романово сражались истребители танков под командой храброго офицера-артиллериста. Второе письмо скреплено двадцатью подписями. В первом и втором письмах называется одно и то же имя. Причем в первом есть прямое утверждение — герой погиб: «Снайперская пуля врага угодила ему ниже левого глаза и вышла в затылок».

— Трудно поверить — быть может, это однофамильцы, — сказал я, прочитав письма.

— Не спеши с выводами, — предупредил меня Василий Иванович. — Знаешь ли ты, что при Суворове один генерал, тогда еще молодой, был ранен в глаз с повреждением черепа, но выжил и...

Василий Иванович прошелся по кабинету, выжидающе помолчал, потом произнес:

— Это был Голенищев-Кутузов Михаил Илларионович...

Мне осталось только сказать:

— Я вас понял, отправляюсь в путь.

— То-то же. С этих писем и начинай свой поиск, — посоветовал Василий Иванович.

Прошло немного времени, и... Впрочем, сначала следует показать эти записи, а потом рассказывать остальное.

<p><strong>Запись первая</strong></p>

Это было 20 октября 1942 года.

— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант!.. Солнышко!..

Лейтенант поднял голову. Над ним ворочались огромные клубы дыма.

— Где Солнышко?

— Там, справа. Землей засыпало!.. Рядом фугаска разорвалась.

— За лопаты! — скомандовал лейтенант с такой твердостью в голосе, с какой он приказывал брать гранаты и теснить, теснить противника от кручи. За спиной, в десяти шагах, — Волга.

И бойцы взяли лопаты.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже