Читаем Моя Латинская Америка. Заметки бывшего торгпреда полностью

Мои родители были коммунистами по убеждению, хорошо знали, часто цитировали и практически использовали основные законы диалектического и исторического материализма. Страницы 30-томного собрания сочинений В.И. Ленина теперь моей библиотеки испещрены карандашными пометками мамы. Среди моих родных от репрессий сталинского периода пострадал только старший брат отца Александр. Член партии эсеров, он партизанил в годы оккупации Дальнего Востока японцами, бежал из японского плена, потом отсидел (по навету: а бежал ли?) какой-то срок, а в 1947 году, работая учителем истории в школе, повесился публично на городском мосту в Уфе в знак протеста против начавшегося нового преследования. Что касается родителей, то я думаю, что если бы они были репрессированы, то восприняли бы это как ошибку и подлость конкретных людей, но не партии и ее руководителей. Так говорили они и многие друзья их комсомольской юности, которые, вернувшись из отдаленных мест в середине 60-х, бывали у нас дома, и чаще всего – на нашей даче в Татарово, в ставшем знаменитым в 2006 году сносами «незаконных» построек садового товарищества «Речник». Кстати, этот кооператив был создан в 1956–1957 гг. стараниями моего отца, секретаря партийной организации Управления канала им. Москвы (канала Москва – Волга).

Сергей Кара-Мурза, автор 2-томного исследования «Советская цивилизация», вышедшего в свет в 2001 году, считал обстановку постоянной войны, противостояния коллективной социалистической идеологии индивидуалистической идеологии западного либерализма главной характеристикой всей истории СССР, а также и одной из главных причин репрессий. Соглашаясь с ним, добавлю, что это противостояние, проходя через человеческий материал, могло приобретать самые разные формы в зависимости от конкретных условий: от пассивности и вредительства и прямых действий на производстве, в армии, в науке, да где угодно, до невинных по сути споров за столом среди близких и родных.

Исторически грандиозная цель, поставленная себе Иосифом Виссарионовичем Сталиным, – построение социализма в отдельно взятой стране, – объективно прогрессивная и уникальная для того времени, не могла не заразить честолюбием взявшегося за ее осуществление человека-лидера. Честолюбия, против которого, я думаю, он внутренне боролся, но не смог до конца искоренить. И, конечно, он боялся, что его политические противники могут вырвать из его рук эту жар-птицу истории, дарованную ему судьбой. Я думаю, что этот страх и почти божественная ответственность за историю человечества и судьбы миллионов людей и породили эту самую загадочную по генезису и самую прогрессивную по целеположению сталинскую жестокую политическую репрессию. Не признавать ее ужасов, а для меня – и участия в работе репрессивной машины хотя бы и не в прямой, а пассивной форме моих родителей, нельзя, но равным образом неправильно и отрицать ее эпохальный исторический результат: создание общества, в котором товарно-денежные отношения перестали быть главной ценностью и двигателем прогресса, где был достигнут объективно наивысший уровень социальной справедливости, обобществления производства материальных ценностей и их распределения.

Возвращаясь к моему генеалогическому древу и детству в Егорьевске, я помню, как моя бабушка Софья кормила меня жареной кровью с луком, которую моя мама по горкомовской разнарядке получала с егорьевской скотобойни, а родившийся в 1872 году дед, Петр Иванович, переставлял вместе со мной на карте СССР красные флажки, отражавшие положение на линии фронта. И еще я помню утро февраля 1943 года, когда он вдруг не проснулся… Конечно, если этот вираж в прошлое закончился бы подтверждением моего предположения, что моим прадедом мог быть обер-офицер Иван Федорович Шемелин, сын купца Федора Ивановича Шемелина, то это выглядело бы весьма симпатично на фоне моих ранних пристрастий к перу и журналистике, а в последние годы – к Латинской Америке, где я работал семнадцать лет в качестве торгово-дипломатического служаки. Подобно тому, как работал мой гипотетический прапрадед. А если нет, то все-таки я из той же фамилии. Пока же продолжаю свои попытки найти и построить ветви моего генеалогического древа.

А из Егорьевска мы переехали в Тушино, тогда это был город Московской области, где я окончил школу. Потом, после окончания МИИТа и до поступления в 1973 году во Всесоюзную академию внешней торговли (ВАВТ), я работал двенадцать лет в системе железнодорожного транспорта, в различных организациях МПС СССР, в том числе в завершение этого периода – преподавателем дисциплины «путь и путевое хозяйство» во ВЗИИТе, Всесоюзном заочном институте инженеров ж.д. транспорта. И только потом, после 3-летней учебы в Академии (ВАВТ СССР), мне довелось поработать в длительных зарубежных командировках в Перу, Коста-Рике и Панаме, а будучи сотрудником соответствующих отделов в ГКЭС и МВЭС СССР и России – и в поездках в Аргентину, Венесуэлу, Чили, Мексику, Кубу, Никарагуа, Сальвадор, Гватемалу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное