Моя леди Джейн

Худшее, что есть в пробуждении после заката, – это стойкий травянистый вкус сена во рту – неприятный побочный эффект собственно сена, которое там и побывало. Но недуг, который можно было бы назвать «сенитом» (или, к примеру, «сенной гортанью», как любила называть его мать, – словно речь шла о запахе перегара), никак не победишь, если каждый божий день заканчиваешь в облике необъезженного жеребца, а каждую ночь начинаешь совершенно необузданным, «неприрученным» мужчиной.

Почти уже мужчиной, как опять-таки любит говорить мама. В свои девятнадцать он и вправду был почти уже мужчиной. И уж точно неприрученным.

С усилием заставив себя сначала присесть на корточки, а затем и встать, Ги (мы просим вас звать его Ги, чтобы не употреблять лишний раз этого ужасного полного имени: Гиффорд Дадли Второй – а значит, второстепенный, – сын лорда Джона Дадли, герцога Нортумберлендского) потихоньку размял верхнюю часть задних ног, теперь превратившуюся в мужские бедра.

Он припомнил утреннюю веселую прогулку по окрестностям. На сей раз ему пришло в голову отправиться на северо-запад, поскакать отчаянно быстрым галопом по зеленым холмам и пышным лесам – и так провести долгие часы, пока жажда не заставила его заняться поисками воды. Ничто на свете, думалось ему, не сравнится с чувством полной жизни без преград, запретов и границ, когда ветер свистит у тебя в волосах. Вернее, в гриве.

Он не просил дарить ему эту сверхспособность. (А если бы просил, то наверняка заказал бы заодно и умение управлять ею, несмотря на то, что необходимость щеголять повсюду с кнопкой «вкл./выкл.» отчасти омрачила бы чистую радость обладания и могла бы даже стать своего рода проклятием.) И все же и в нынешнем положении имелись свои преимущества. Он ничему и никому не принадлежал и не был обязан. (Кому нужен полуконь-получеловек?) Он всегда мог ткнуть в любую точку на карте и отправиться туда завтра же с восходом солнца. (При условии, что его лошадиный мозг не забыл бы дорогу. Ги обычно оправдывался тем, что лошадям вообще несвойственно хорошее чувство направления, хотя, скорее всего, проблема заключалась в том, что он даже в человеческом обличье был способен заблудиться в собственном платяном шкафу.) Лучше всего было то, что он не имел тех обязанностей, какие обычно бывают у человеческих существ.

После безграничной свободы, которой он наслаждался в дневное время, перед наступлением сумрака он обычно чувствовал легкую пустоту и разочарование. Ги поискал глазами ведро с водой, всегда оставляемое слугой в углу, и, найдя, галопом подскочил к нему (галопом в человеческом смысле, но все же настолько похожим на конский, насколько может получиться у человека) и опрокинул себе в рот полный ковш.

Процесс превращения всегда производил в нем эффект обезвоживания, а сегодня ему понадобится бодрость, ловкость и быстрота. В силу вынужденно ночного образа жизни Ги-человеку оставалось не так много доступных занятий. Учитывая непринужденную и часто дерзкую речь его, да и вообще неукротимый буйный нрав, родители не сомневались в том, где он проводит «человеческие часы»: в будуарах женщин сомнительной репутации или, того хуже, выпивая в борделях. Леди Дадли часто приходилось слышать причитания вроде: «Ох уж этот мальчик со своими интрижками… Ну что тут поделаешь?»

Ги позволял им верить в это – более того, он и сам частенько хвастался своими победами над разными дамами, чтобы подыграть им. Если им удобно было считать его кем-то вроде Казановы (хотя, конечно, они не имели возможности сравнить его с настоящим Казановой, которому предстояло родиться только через двести лет), что ж – тем больше свободы оставалось для Ги, чтобы поступать в соответствии с собственными желаниями. Кроме того, правда о том, как он на самом деле проводит ночи, выглядела бы гораздо более постыдно.

Пусть лучше родители считают, что он кутит с девчонками.

Раздался резкий стук в дверь конюшни.

– Милорд? – окликнул Биллингсли с той стороны.

– Да! – отозвался Ги, стараясь поскорее вытрясти нотки ржания из своего голоса, – так «нормальные» люди по утрам откашливаются, прочищая горло.

– Ваши брюки.

Дверь конюшни приоткрылась ровно настолько, чтобы внутрь можно было просунуть руку в голубом рукаве униформы дворецкого с парой брюк.

– Спасибо, Биллингсли. – Ги взял штаны и проворно впрыгнул в них, в то время как слуга выкладывал остальные детали его туалета на деревянный стол, чтобы не перепачкать парадный костюм своего молодого господина сеном.

– Милорд, ваш батюшка просил вас заглянуть к нему на пару слов, как только вы облачитесь.

– Отец? – с тревогой в голосе переспросил Ги. – Он вернулся в замок?

– Да, милорд, – ответил Биллингсли.

Ги застегнул пуговицы на куртке и натянул высокие кожаные сапоги.

– Пожалуйста, скажите отцу, что я занят. У меня другие… планы.

Биллингсли откашлялся.

– Боюсь, милорд, ваш отец выразил свое желание настойчиво. Вам придется пересмотреть ваши… мм… по…