Но в погруженном в тишину доме раздается только ее веселый смех, отдающийся вибрацией в паху. Русалка разворачивается и невинно смотрит на меня, затихая.
– Прости, прости, – шепчет она, – я пошутила, – сглатывает, выпучивая глаза, – это у меня нервное. Тут нет никого. Я одна.
– Нихрена не смешно!
Шепчу, как малолетний придурок. Мне блин, двадцать восемь. А я, как школьник, родителей испугался.
– Прости, – Аня судорожно сжимает ладони в замок, – я, когда нервничаю, шучу невпопад. На похоронах бабушки три года назад пошутила над тем, как приятно видеть всю родню, сказала, что неплохо бы так почаще собираться, потому как и вкуснях много, и маленькое черное платье есть повод купить.
Взрываюсь хохотом. Она серьезно это сказала? На похоронах?
– А когда сестра ногу сломала, и ходить не могла, поднос с едой специально оставляла в нескольких метрах от нее, говоря, что она должна тренировать силу воли, если хочет похудеть.
Прислоняюсь спиной к деревянной стене, посмеиваясь. Девчонка, правда, нервничает. Нафига она мне все это рассказывает? Неужели непонятно, зачем я тут?
– А на последнем экзамене так нервничала, что предложила преподу раздеть меня догола, чтобы он убедился в отсутствии шпаргалок.
Она еще учится? Ей хоть восемнадцать есть? Она довольно высокая, достает мне до шеи. Но болтает как малолетка.
– Сколько тебе лет?
– Вчера исполнилось шестнадцать, – выдает она.
Вот же облом! Как у меня вообще на нее встал? Я же не извращенец! Вот телки пошли! Гребанная акселерация!
– Спокойной ночи, – резко разворачиваюсь к дверям.
– Леша, стой! – останавливает Аня. – Я шучу. Мне на следующей неделе двадцать. Я же говорю…
– Заканчивай нервничать!
Я взбешен. Эти ее шуточки меня до инфаркта доведут. Я уже усомнился в своей нормальности и испугался. Собрался к психологу идти.
– Не могу ничего с собой поделать. Извини.
– Пошли, – подхожу к ней, сжимаю ладонями ее плечи, – где твоя комната?
Я сейчас взорвусь. Мне нужна разрядка. И если она пошутит снова, я просто засуну член в ее рот.
Мы поднимаемся на второй этаж по скрипящей лестнице, и попадаем на небольшой чердак. Дом практически ничем не отличается от дома моих стариков. Только немного меньше и давно не видел ремонта. В углу стоит расправленный диван.
– Быстро в душ, и обратно, – командую я, чтобы она, не дай бог, снова не начала шутить.
– Леш, ты что, это же огород, какой тут душ?
Ах да, опять забыл, где нахожусь. Цивилизация не касалась этого места. Наплевать. Мы оба только что из реки.
– Встань сюда, – подвожу ее к окну, в которое попадает лунный свет, в котором я хочу видеть ее. – Ты будешь медленно снимать с себя полотенце, и делать все то же самое, что делала на берегу. Я хочу видеть это снова.
Свет не включаю, иначе она от нервов меня до смерти "зашутит". Да он и не нужен мне сейчас.
Плевать, что я веду себя, как чертов извращенец. И плевать, что романтика, царившая на берегу осталась там. Она сама виновата. Нефиг было юморить.
– А меня никто не увидит? – смущается русалка.
– Да кто будет сюда пялиться? Начинай!
Скидываю с себя полотенце, кидаю надоевшие шорты на пол, и разваливаюсь на диване.
Анюта снимает полотенце одним движением. Довольно грациозным, но слишком быстро. Поднимает руки вверх, вытягивая великолепное тело. Кружится несколько раз. Вот вроде все, как на берегу, но чего-то не хватает. Сейчас она зажата. Стесняется – ничего не поделать. Все-таки на берегу она была естественной, считая, что одна. Придется моему фетишисту довольствоваться тем, что дают.