Моя личная Катастрофа

–Вы ведь тоже сделали свои выводы, когда приехали ко мне в общежитие. Но я не в состоянии выбирать свое окружение, а Вы – можете. Поэтому мне и стало интересно… наверное, я лезу не в свое дело, да? – стыдливо спросила она.

–Ну да, – хмыкнул он и вдруг выдал, – тебя вообще не поймешь: то разговаривать не хочешь, то настроение хорошее! Сиди – тут гадай…

Юля замерла – меньше всего она хотела быть такой взбалмошной девчонкой в глазах Мирослава Александровича. Но, очевидно, именно такое мнение у него сложилось о своей помощнице, причем, он даже не посчитал нужным его смягчить. Она опустила глаза, и горечь проявилась в них слезами. Юлия постаралась говорить ровно, но по голосу было ясно, что она расстроилась:

–Как я уже сказала, на все – свои причины. Иногда у меня времени не было разговаривать с Вами, а иногда…

–Что иногда? – спросил Мирослав Александрович после паузы.

–Не хотела Вам мешать, – закончила Юля мысль, сглотнув комок в горле.

–Ты что такая обидчивая стала? – вдруг удивился он, – Я всегда думал, что ты – боец.

–Да какой из меня боец… – едва слышно сказала она и поднялась со скамьи.

–Самый настоящий, – уже мягче ответил Мирослав Александрович.

Разговаривать Юля больше не хотела, до нее стало доходить очевидное: на что она могла рассчитывать, на какой интерес со стороны такого человека? Она несколько раз глубоко вздохнула, прощаясь со своими иллюзиями, и постаралась максимально бодро сказать в трубку:

–В общем, еще раз спасибо, Мирослав Александрович. Что я хотела, я Вам сказала. Извините, что отвлекла.

–Давай так, Юля, если меня отвлекают, то я об этом говорю напрямую. Чужого мнения мне не нужно. Это понятно?

–Понятно.

Такая резкость была для нее как по сердцу ножом. И это быстро вернуло ее с небес на землю. В молчании она вышла из аллеи на оживленную улицу. А Мирослав Александрович вдруг спросил:

–А ты где?

–Да гуляла. Сейчас домой поеду. Ладно, до свидания.

–Ясно, ну давай! – ответил он.

И Юля выключила телефон. Она медленно направилась к своей остановке. Для начала она запретила себе расклеиваться и попыталась улыбнуться солнцу, природе вокруг, людям: тем, кто еще заполнял ее мир, кроме него одного. Какое же это глупое и бессмысленное чувство – любовь.

Правда для Юли была всегда лучше, чем самообман. Главное, вовремя отрезать себя от него, как решила девушка. А дальше рана сама затянется. Нужно только время. Неделя-две, месяц? Но это можно потерпеть.

Юля хмыкнула про себя – возможно, Мирослав Александрович увидел истину: она и вправду была бойцом. Унижаться и заглядывать ему в глаза, как Алена Андреевна, она не станет. Только сложнее всего биться против реальности и собственного чувства. Куда тут сбежишь, как его отключишь? А если она оказалась мечтательной дурой, то никто в этом не виноват, тем более Мирослав Александрович. Его отношение к Юле всегда было достойно уважения, на этом, пожалуй, ей бы и стоило остановиться.

Она дождалась в тени остановки свою маршрутку и забралась в нее, вся в своих мыслях. Девушка перебрала в своей голове все, что вспомнила за последние недели, связанное с этим мужчиной. И теперь она иначе воспринимала их диалоги – без романтического подтекста, а на закуску она воссоздала в памяти образ его супруги, чем окончательно «пристрелила» свою подбитую надежду с одним крылом.

На своей остановке Юля вышла уже с готовым планом по возвращению себе самообладания: цель – четыре недели продержаться, не позволять себе думать о нем в свободное время и свести к минимуму эмоции на работе. А для этого нужно чем-то себя занять. Меньше слов, больше дела, как известно! И чтобы он ни говорил, как бы ни выглядел: это – чужой человек и чужой муж, в конце концов. На этом и поставим точку.

Точку, точку… ну а то, что он один раз взял ее за руки – так это было вынужденное успокоение невротичной Юли, она же именно такая в его глазах, как выяснилось. И то, как он приобнял перед корпоративом, – было из благодарности и хорошего настроения. Правда же? И, вообще, он сам – человек настроения. Ну а теперь, точка, и опять не думаем о нем!

Дома она включила музыку, переоделась, повязала передник, вытерла всю пыль – мамина привычка. Затем полила цветы, которые забрала из своей прежней комнаты общежития, немного посидела в переписке с подругой из другой страны, а в четыре часа – от нечего делать – завела тесто на шарлотку и принялась резать яблоки.

Когда больше дел не нашлось, Юля, проверив духовку, уселась в любимое кресло. Рана, пока еще открытая рана в ее сердце, просила покоя и тишины, и Юля вытерла две одинокие слезы со своего лица. Она подтянула к себе колени, положила на них подбородок и посидела в глубокой печали, разрешив себе две минутки подумать о нем, но только две.

Запах сладкого теста постепенно заполнял комнаты. Юля потерла лицо руками, пару раз хлопнула себя по щекам и взяла телефон. Она написала подруге из общежития: «Ангелинка, привет! Приходи в гости! Возьмем вина!», та сразу ответила «А со своими дровами можно? Или у нас девичник? ».