Моя лю... (си)

Слово, как известно, не воробей и почти одновременно с его вылетом Лялин почувствовал угрызение совести: шутить подобным образом не только с начальством, но и просто с пожилым человеком противоречило его принципам. В какой-то степени его извиняло то, что в глубине души он полагал, что Марк Наумович его разыгрывает: уж слишком разительным было несоответствие между его типически русским лицом и стопроцентной еврейской фамилией, еврейским именем и еврейским отчеством. Ещё более явным было противоречие между бомжеватым видом Блидмана и его научной степенью. Даже в дурном сне Лялину не мог присниться доктор наук с внешностью Марка Наумовича.

В любом случае, начинающего социолога от крупной неприятности спасла глуховатость начальника именно на то ухо, со стороны которого Лялин находился.

- Не расслышал, чего ты такое сказал - нахмурился Марк Наумович, подставляя другое ухо.

- Когда?

- Что когда? ...О, парень, ты далеко пойдёшь, если не остановят. Сколько у нас работаешь, неделю?

- Два дня.

- И как тебе?

Лялин пожаловался на скуку и озвучил желание "как следует" потрудиться.

- На этот счёт можешь не беспокоиться, - сказал Марк Наумович и, внимательно посмотрев на Лялина, добавил. - Загружу так, что некогда будет пописать.

Лялин вздрогнул: ему показалось, что Марк Наумович в курсе его вчерашнего инцидента в туалете и даже в курсе того, как тяжело ему далась вчера дорога домой: что в поиске укромного местечка ему пришлось выскочить на полпути из метро и что в самый не подходящий момент его спугнул прохожий в красной бейсболке, которую он принял за полицейскую фуражку. "Похоже, система информирования в ИСИ поставлена неплохо" - подумал Лялин.

- Алло, гараж! - сказал Марк Наумович.

- Да, слушаю, - ответил Лялин, тряхнув головой.

- Где это ты витаешь? Я планирую поручить тебе одно не сложное, но очень деликатное дельце.

- Я весь - внимание, - обрадовался Лялин.

С выражением наездника, берущего узду любимой лошади, Марк Наумович взялся за ручку портфеля и сделал короткое движение, после чего крокодиловая вещь приняла стойку и, как бы сама собой, раскрылась. Профессор, мелко суча пальцами обеих рук, как это делал незабвенный певец Джо Кокер, с откровенным вожделением заглянул вовнутрь и постепенно опустил в портфелевую пасть голову по самые плечи.

Рылся он долго, всё что-то там перекладывая с места на место, чем-то звеня, шурша и ударяя. От любопытства Лялин приподнялся на цыпочки. Марк Наумович, не вытаскивая головы, ловко перенёс портфель на другой край стола. Освободившуюся, таким образом, тетрадь для стихов Летов поторопился перепрятать.

Тем временем, шеф извлёк на свет невиданных размеров деревянный гребень, напоминающий маленькие грабельки. Марк Наумович основательно, со всех сторон обдул его, после чего покраснел, как помидор, и с безжалостной яростью и даже, можно сказать, с ненавистью принялся не расчёсывать, а, попросту говоря - рвать на себе волосы, покряхтывая при этом, как покряхтывают в русских банях. Вниз дождём пролилась крупная перхоть вперемежку с волосами. Вскоре плечи пиджака Блидмана побелели, словно припорошенные свежим снежком. Наблюдая этот ужас, Лялин сделал очередное обобщение, смысл которого состоял в том, что те, кого Господь наградил львиной гривой, обречены мучиться с нею до конца дней своих. "А те, кому на роду написано быть лысыми, будут ими, несмотря ни на что" - подумал он, потрогав свою пока ещё едва заметную лысину.

Окончив душераздирающую процедуру, Марк Наумович отправил гребень обратно в портфель и, скорее по привычке, чем для пользы дела, ударил себя своею левой рукой по правому плечу, и правой по левому. Очевидно, таким макаром он боролся с перхотью.

Закончив с причёской, Марк Наумович продолжил изучение содержимого портфеля. Судя по выражению лица, одни предметы, попадавшиеся ему под руку, вызывали у него удивление, другие - приятные воспоминания, а некоторые - откровенно отрицательные эмоции. Кое-что он вытаскивал наружу, вертел в руках, как будто видел впервые, и бросал обратно. Все предметы были внушительных размеров. Поочередно им были извлечены: электрокипятильник, годный, наверное, для нагрева целого ведра воды; фарфоровую кружку объёмом не менее литра, когда-то белого цвета, но теперь грязно-коричневого окраса от чайной заварки; истерзанную коробку хозяйственных спичек размером в полкирпича; разорванный блок сигарет "Дымок" без фильтра и следом нетронутый блок сигарет "Мальборо".

Без сомнения, портфель Марка Наумовича Блидмана представлял собой не просто оболочку для перетаскивания вещей в пространстве, а важное условие его жизнедеятельности, как раковина для улитки, как панцирь для черепахи, как дом для человека.

Упустив из виду размер своей новой зарплаты, Лялин дал себе слово приобрести нечто по фундаментальности и принципиальности подобное крокодиловому портфелю шефа.