Моя любимая дура

Она сидела напротив Тучкиной и – я не мог поверить своим глазам! – старательно наносила ей на лоб и щеки тональный крем, закрашивая ссадины и синяки.

– Замри! – сказала она и, высунув кончик языка от усердия, стала аккуратно размазывать крем под глазом у Тучкиной. Соперница послушно замерла, даже дышать перестала. Лера отступила на шаг, склонила голову, любуясь своей работой.

– Почти ничего не видно… А знаешь, что я подумала? Тебе пойдет хвостик. Никогда не носила? Погоди, сейчас я из тебя красавицу сделаю…

Что происходит? Все заняты зализыванием ран и ссадин. Началось дружное примирение и братание? Я жевал безвкусный старый хлеб и поддевал вилкой макароны с тушенкой. Альбинос налил мне водки. Ничего с его челюстью не случилось. Выглядит неплохо, только подпух малость, да в уголке губ запеклась кровь. Бесконечно ненавидеть невозможно. Ненависть – это титаническая работа, потому что она всегда противоестественна, она не свойственна природе человека. Наше нормальное состояние – это любовь. Ненависть же вытягивает из нас все соки, и рано или поздно приходится приглушать воинственный пыл и становиться человеком, чтобы не мумифицироваться раньше времени.

– Я думаю, что сегодня мы найдем машину, – сказал Альбинос. Он раскрыл аптечку, достал пипетку и ампулу с прозрачной жидкостью. Надломил у нее кончик, набрал в пипетку лекарства и стал закапывать Мурашу в его безобразный гниющий глаз. – И ты наконец образумишься, и мы все дружненько отведем тебя в больницу. Да, Антошка?

Лера расчесывала волосы Тучкиной большим деревянным гребешком, приглаживала их ладонью, любовалась, как они радужно переливаются в солнечных лучах. Затем туго стянула хвостик и скрепила его резинкой. Отошла, полюбовалась.

– Вот так тебе в сто раз больше идет! Альбинос, правда так ей лучше?

– Спасибо тебе, – от души произнесла Тучкина. – Ты извини меня…

– Это ты меня извини. Я же не знала… Теперь будем дружить, правда?

Девушки обнялись и поцеловались. Дацык недоверчиво косился на них и кривил губы. Альбинос присыпал ватный тампон сухим стрептоцидом, приложил его к глазу Мураша и закрепил крест-накрест лейкопластырем.

– Постарайся, чтобы туда не попала грязь, – сказал он, убирая упаковки и ампулы в сумочку.

Тучкина собрала посуду, сложила ее на краю стола и взялась за ведро.

– Пойду за водой…

– Тебе нельзя носить тяжести! – тотчас возразила Лера. – Я сама схожу! Сиди, отдыхай!

Лера взяла ведро и пошла к леднику. Тучкина некоторое время смотрела на ее тоненькую спину и вдруг окликнула девушку и догнала ее.

– Я с тобой!

Когда девушки исчезли из виду, Дацык, стругая кухонным ножом палочку, как бы мимоходом спросил Альбиноса:

– И не тяжело тебе это двойное ярмо на своей шее таскать?

– Это не ярмо, – ответил Альбинос, поднимая с земли свой сноуборд и внимательно осматривая кант. – Это мантия. Или рыцарский плащ. Или плащаница… В общем, то, что еще худо-бедно поддерживает во мне человека. Не было бы их – давно бы в животное превратился.

– Надолго ли? – мрачным голосом спросил Дацык.

– Что надолго? – не понял Альбинос, бережно кладя доску на стол.

Дацык опустил глаза и с удвоенной силой стал строгать палочку.

– Я думаю о том, кто из них вернется. А кто нет…

Альбинос дернулся, будто сноуборд был горячим, как утюг, вскинул голову и посмотрел в ту сторону, куда ушли девушки.

– За плащаницей следить надо, Альбино, – назидательно произнес Дацык. – А то по швам разойдется.

– Да вся беда в том, – произнес Альбинос, с тревогой глядя в сторону ледника, – что швов-то нет…

Я смотрел на Мураша с тихим содроганием. Правда, пластырь, закрывающий часть его истерзанного лица, создавал иллюзию медицинского оптимизма, как будто теперь дело пошло на лад и скоро под ватным тампоном вылупится новенький голубенький глазик, который будет смотреть на мир весело и дерзко.

– Не ходи сегодня на ледник, – сказал я ему. – Без тебя справлюсь.

Мураш отрицательно покачал головой. Упрямый балбес! У меня в голове не укладывалось, как из-за денег можно так убежденно губить собственную жизнь! Хотя и денег ему никто не обещал. Неужели Мураш надеется на то, что с ним щедро поделятся?

Вдруг к нам подбежала Лера – запыхавшаяся, со спутавшимися волосами, с мокрыми до локтей рукавами. Я сразу вскочил на ноги. Альбинос кинулся к девушке и схватил ее за плечи.

– Что?! – испуганно произнес он. – Что еще?!

– Она… – произнесла Лера, но продолжить фразу не хватило дыхания. Девушка опустила плечи, оперлась руками в колени. Казалось, что ее стало тошнить.

– Что «она»?! – крикнул Альбинос.

– Она упала в прорубь, – воткнув взгляд в землю, ответила Лера. – Я не смогла ее вытащить…