Моя любимая сестра

– О господи. – Бретт сгибается от смеха, когда нечто похожее на хорька высовывает из кустов свой усатый нос.

– Боже, – расслабляюсь я и, наверное, даже немного разочаровываюсь. – Я подумала обо всех тех женщинах, которых здесь изнасиловали и убили.

Тала, которая счищает гальку с подошв, вдруг замирает.

– Каких женщин здесь изнасиловали и убили?

Бретт, хлюпая, выбирается из воды, платье собралось между ее толстых бедер.

– Может, пойдем уже? По-моему, там, где маленькие животные, всегда есть большие, которые их преследуют.

Я смотрю на телефон. Сообщение Винсу так и не ушло.

– Это всего лишь ласка, – говорит Тала, когда Бретт опускает свою большую задницу на сиденье велосипеда. Мне хочется подойти и разорвать ее платье от лопаток до лодыжек, чтобы убедиться в отсутствии накладок на попу. Все в ней оказалось ложью.

* * *

По пути наверх я наношу Бретт сокрушительное поражение, но она отыгрывается на склоне, хотя мы обе не гоним. Другая сторона холма становится излишне опасной благодаря двум канистрам с водой за спиной, это как нестись по водяной горке с прицепленным к тебе якорем. Несколько раз я от страха хватаюсь за ручки, отчего меня дергает вперед. «Как парадоксально», – самодовольно думаю я, здорово наконец узнать, что Бретт тоже играет в игру. Бретт повысила ставки миссии SPOKE – велосипеды, безусловно, улучшат качество жизни женщин этой деревни, но это не транспорт для побега для четырнадцатилетних девственниц, как она выставила. Но знаете что?

Я ее понимаю. Недостаточно трагично, что парням приходится ехать в большие города, чтобы учиться, работать и познавать жизнь, в то время как безграмотные женщины таскают воду на спинах на третьем триместре. Правда не заставит людей прислушаться, если она не достаточно ужасна.

Недостаточно ужасно, что я выросла одинокой, стесненной. Что мою кожу все критикуют. Я от всего сердца написала об этих чувствах и иногда плакала, когда перечитывала свои слова, а потом передала главы редактору и агенту и получила недвусмысленный ответ: «Слабовато».

Поэтому я подняла ставки, как и Бретт.

Равнина сходит на нет, и я вижу очертания приветствующей нас группы, такой далекой и миниатюрной, что я могла бы поместить ее между большим и указательным пальцами и сжать. Прокручиваю ручки для еще одного поворота, огибая Талу. Бретт у меня на хвосте, и мы несколько секунд едем параллельно, но не симметрично, мчимся в скопление невразумительных вечнозеленых растений.

Самое очевидное – разделиться. Но я точно обеспечу себе победу, если сыграю в труса и, придерживаясь курса, заставлю Бретт объехать.

– Стеф! – Мне кажется, я слышу голос Бретт, но ветер в ушах все заглушает. Кручу ручки, набирая скорость, и непреклонно направляюсь к деревьям. Бретт берет влево, как я и надеялась, чтобы не налететь на деревья. Я без тормозов несусь насквозь, ветка так близко, что иголки царапают руку. Разражаюсь диким хохотом и оглядываюсь проверить, как далеко Бретт. Но она почти не отстает. Догоняет меня, что невозможно, ведь я еду на максимальной скорости. Группа всего в нескольких ярдах от нас, выстроилась в аплодирующую, танцующую финишную линию. Камеры записывают, как она приезжает немного раньше меня. Вскидывает кулак в воздух – мол, победительница.

Мы разворачиваемся и паркуем велосипеды передними колесами туда, откуда приехали.

– Никогда не считала тебя такой бесшабашной, – говорит Бретт, отстегнув ремешок шлема и встряхнув влажными запутанными волосами. Затем перекидывает ногу через руль и с вытянутой рукой подходит ко мне. – Ты почти меня сделала.

– И сделала бы, будь у меня более быстрый велосипед, – отвечаю я, игнорируя ее протянутую руку.

– Стеф, – смеется Бретт, – серьезно.

– Ты была за мной. Я ехала на полной скорости. Как ты могла обогнать меня, если была сзади?

– Не знаю, что и сказать. – Пальцы Бретт застревают в волосах, когда она пытается перекинуть воронье гнездо. После шестнадцати лет ни одна женщина не должна перекидывать волосы. – Значит, ты ехала не на полной скорости. Полная скорость – это очень быстро.

– Я ехала очень быстро.

Бретт вытаскивает из обручального кольца несколько длинных волос и хитро улыбается.

– Ну для тебя да.

Для тебя. Принцесса боится собственной тени. Я слезаю с велосипеда, не поставив его на подножку, и он падает набок, ударяя меня по лодыжкам.

– Стеф, это дорогие велосипеды, – кричит мне вслед Бретт.

А знаете, что еще дорогое? Лавовый камень в гостевой ванной, который Бретт – Бретт а-ля натюрель – испачкала темной краской для волос. О да, блестящая темная грива волос? Не настоящая, но Бретт не рискует ходить в парикмахерскую, чтобы об этом не узнали, поэтому делает все сама. А еще дорогая узорчатая шелковая дорожка в коридоре, на которую Бретт пролила кофе и попыталась очистить с помощью мыла и воды, в итоге избавилась от кофе, но стерла рисунок. А конфетница, принадлежавшая еще бабушке, которую Бретт по пьяни разбила, пытаясь снять обувь? Она была не дорогой. Но бесценной.