Моя любимая сестра

– Она мама, – отвечает Лорен вместо «нет».

– И я мама, – говорит Иветта. – Не позволяйте Джесси указывать вам, что иметь детей – это не по-феминистски. Вы все в том возрасте, когда пора задуматься, чего хотите от жизни.

Мы создали хор незначительной лжи о наших возрастах: тридцать, двадцать девять и тридцать два с половиной.

Иветта вздыхает, подхватывает ткань под мышками и трясет ее, пытаясь высушить.

– В любом случае. Я надеюсь, вы радушно примете эту женщину. Я знаю, вы думаете, намного интереснее, когда вы доставляете друг другу проблемы, но, клянусь, вы сами по себе все интересные.

Джен запрокидывает голову и крепко сжимает лицо, показывая тем самым раздражение, и я ее не виню. Иветте нравится вести себя так, словно она ушла из шоу из принципа, когда на самом деле угрожала уйти, если ей не добавят денег, и Джесси обозвала ее королевой блефа. Не понимаю, почему Иветта притворяется, будто этого не было. Она – непревзойденный образец гендерного равенства, но предпочитает, чтобы мир знал, что она ценит свою целостность, а не кошелек. Целостность – это камень, о который ты ударяешься головой, когда теряешь власть. Последнее, что нужно миру, – это еще одна женщина с принципами. Нам нужны женщины с деньгами. Женщины с деньгами обладают гибкостью, и нет ничего опаснее, чем женщина, которая может согнуться так, как захочет.

– Мы приняли ее радушно, Иветта, – стонет Джен.

Та поворачивается к ней.

– Так ты ей ответила?

Я резко поворачиваю голову.

– Ответила кому?

– Сестра Бретт связалась с Джен и пригласила ее на чашку чая, – несмотря на протесты Джен, отвечает Иветта – Она сказала, что восхищается тем, как она «масштабировала свой продукт», – бросает взгляд на дочь, – я все верно передаю, дорогая?

Джен закатывает глаза, но кивает.

– Ты же не пойдешь? – Я ставлю вино на стол. До этого момента я наслаждалась его вкусом.

– Почему бы ей не пойти? – спрашивает меня Иветта раздражающим тоном врача, подталкивающего тебя пересмотреть заведомо ложный диагноз.

Я свожу лопатки вместе. Какая лицемерная женщина.

– Потому, – отвечаю я очень медленно, словно у Иветты проблемы с пониманием, – что Джен и Бретт не ладят, и Бретт, вероятно, ранит, если Джен сделает все, чтобы подружиться с ее сестрой.

Иветта тоже выпрямляется.

– Я очень сильно в этом сомневаюсь. Бретт старается столько привнести в этот мир, что у нее просто нет сил для таких мелких обид.

Лорен закидывает крекер в рот и с вытаращенными глазами наблюдает за нами.

– Я сказала ей, что не могу, – говорит Джен, захлопнув дверцу кухонного шкафа, чем пугает нас и выводит из равновесия.

Иветта улыбается мне, как бы говоря: «Надеюсь, ты рада» – о, еще как! – а потом закатывает рукав льняной рубашки. Джен унаследовала ее любовь к льну и джину.

– Ах! – восклицает она. – Мне нужно идти, чтобы успеть на занятие в половину первого.

Она выходит в коридор и плюхается на диванчик со спинкой из тростника, чтобы обуться.

– Будьте умницами, девочки. – Она встает и сжимает ладони вместе, словно прося помощи у высших сил. – Весь мир смотрит на вас.

* * *

Иветта выкачала из нас все силы, поэтому мы расходимся вскоре после нее. До станции «Канал-стрит» три четверти мили, город напоминает влажный, мрачный аквариум, но я решаю пройтись вместо того, чтобы, как обычно, вызвать такси. Настроение у меня странное. Меня клонит в сон и одновременно во мне бурлит куча энергии, я предвкушаю и опасаюсь следующего сезона, и все это усугубляется е-мейлом, который пришел, пока я была у Джен. По пути я читаю и перечитываю письмо от частного детектива. Я понимаю, что вся покрыта потом, лишь когда спускаюсь в метро, провожу картой и прохожу мимо трех молчаливых христианских миссионеров, которые никак не пытаются обратить меня в свою веру. Джон Гоуэн из Spy Eye Inq. ответил на мое последнее письмо и уверил, что похороны проходили в церкви Сент-Мэттьюс, как я писала в последней книге, а не в церкви Сент-Маркс, как убеждала меня в Чикаго бабушкина подруга. Я резко вскидываю голову – туннель дышит мне в лицо горячим воздухом. Я переступаю желтую линию и стараюсь рассмотреть приближающийся экспресс или местный поезд. Вагоны всегда чувствуешь раньше, чем видишь.

Под ногами гудит земля, и блеск фар заставляет туристов броситься врассыпную, как тараканов. Я остаюсь на месте, как и всегда, когда езжу на метро, ощущая миллионную ударную волну от поезда, когда он врывается на станцию. Сначала это порыв ветра, который тянет за собой твои волосы, но как только высвобождаешься из первоначального столкновения, то ощущаешь тягу, приглашение. Которое практически можешь принять.

Ого. Впервые за долгое время я немного пьяна.

Глава 8 Бретт, май 2017 года

«Как ты относишься к тому, что твоя сестра пригласила Джен Гринберг на девичник?»