Моя любимая свекровь

В последнее время очень тесно. Все началось, как ни странно, во сне. Странный, извилистый сон, который начался на барбекю моей двоюродной бабушки Гвен и закончился в доме, где жила моя лучшая подруга из начальной школы, но она была уже не маленькой девочкой, а настоящей старушкой. Где-то посередине в нем появился Олли. И так же, как моя лучшая подруга из начальной школы, он был другим. Сексуальнее. На следующий день, на работе, я отправила ему письмо, в котором сказала, что он мне прошлой ночью приснился. Последовала ожидаемая шутливая переписка, мол: «И что я там делал?», но со скрытым смыслом. Кабинет Олли находился сразу за стенкой от моего, но мы вечно посылали друг другу письма: остроумные замечания о прическе нашего общего босса в стиле Дональда Трампа, о подозрительном поведении на офисной рождественской вечеринке, просьбы заказать суши на обед. Но в тот день все было иначе. К концу дня сердце у меня екнуло, когда его имя появилось в моем почтовом ящике.

Какое-то время я относилась к происходящему хладнокровно. Это было свидание, легкая интрижка… уж конечно, не отношения и не роман моей жизни. Но когда я обратила внимание на то, как он каждое утро подает пьянице на вокзале (даже после того как пьяница оскорбил его и обвинил в краже выпивки); как он заметил потерявшегося в торговом центре маленького мальчика и тут же поднял его над головой и спросил, а вдруг тот видит где-нибудь свою маму… И когда он начал все больше и больше занимать мои мысли, пришло понимание: вот оно. Он – тот самый.

Я рассказываю семье Олли историю (за вычетом сна), мои руки так и летают передо мной, пока я говорю быстро и без пауз, как обычно делаю, когда нервничаю. Том просто в восторге от этого рассказа и время от времени похлопывает сына по спине.

– А теперь расскажи мне… про всех вас, – говорю я, когда у меня кончается запал.

– Нетти – финансовый менеджер в «Мартин Холдсворт», – откликается Том, гордый как павлин. – Руководит целым отделом.

– А как насчет тебя, Патрик? – спрашиваю я.

– У меня бухгалтерская фирма, – говорит Патрик. – Пока маленькая, но со временем расширится.

– Расскажи мне о своих родителях, Люси, – вмешивается Диана. – Что они делают?

– Мой отец был профессором в университете. Сейчас на пенсии. Моя мама умерла. Рак груди.

Это было семнадцать лет назад, так что говорить об этом скорее неудобно, чем больно. В основном неловко за других людей, которые, услышав эту новость, ищут, что бы сказать.

– Мне так жаль это слышать, – говорит Том, и его гулкий голос наполняет комнату ощутимым спокойствием.

– Я потерял свою мать несколько лет назад, – говорит Патрик. – От такого никогда не оправиться.

– Никогда, – соглашаюсь я, внезапно почувствовав родство с Патриком. – Но, отвечая на твой вопрос, Диана, скажу, что моя мама была домохозяйкой. А до того – учительницей в начальных классах.

Я всегда с гордостью говорю, что она была учительницей. После ее смерти огромное число людей рассказывали мне, какой замечательной учительницей она была, сколько всего она сделала для своих учеников. Какая жалость, что она так и не вернулась к преподаванию, даже когда я сама пошла в школу.

– Какой смысл рожать ребенка, если не собираешься быть с ним рядом и наслаждаться каждой минутой? – говорила она, и это забавно, потому что она все равно не смогла быть рядом и наслаждаться каждой минутой со мной, поскольку умерла, когда мне было тринадцать.

– Ее звали… – начинаю я, и в этот момент Диана встает.

Мы все замолкаем и провожаем ее взглядом. Впервые я понимаю, что значит слово «матриарх» и какую власть дает такой статус.

– Ну ладно, – говорит она. – Думаю, ужин готов, если все не против перебраться за стол.

И на этом разговору о моей матери приходит конец.

На ужин у нас жареная баранина. Диана сама готовит и подает. Учитывая размеры дома, я почти ожидала, что появятся официантки или еще какая-то обслуга, но по крайней мере эта часть вечера проходит в комфортной семейной обстановке.

– На меня большое впечатление производит твоя работа, – говорю я, когда Диана наконец садится, положив всем еду на тарелки. – Олли так гордится тобой, что говорит о ней с каждым, кто готов слушать.

Диана рассеянно улыбается мне и тянется за цветной капустой под сырным соусом.

– Неужели?

– Честное слово. Мне бы очень хотелось узнать побольше.

Диана накладывает себе на тарелку немного цветной капусты, сосредоточившись на движениях так, словно проводит операцию на сердце.

– Вот как? Что бы ты хотела услышать?

– Ну… – Я вдруг чувствую себя в центре внимания. – Наверное… что тебя на это натолкнуло? Как ты создала свою организацию?

Диана пожимает плечами:

– Я просто поняла, что это необходимо. Собирать вещи для грудничков – это не ракетостроение.

– Она у нас скромная. – Том накалывает на вилку кусочек баранины, не успев прожевать тот, что у него во рту. Отправив в рот новую порцию, он продолжает: – Все дело в ее католическом воспитании.

– Как вы познакомились? – спрашиваю я. Мне вдруг приходит в голову, что Олли никогда мне этого не говорил.