Моя любовь, моё проклятье (СИ)

— И что? Её сопли, нытьё и капризы должны мне теперь нравиться? Говорю же — я не выношу детей. Это же у нас Олечка — вся такая идеальная и добропорядочная. Только, думаешь, мама, почему она так рвётся с вами на картошку? Да потому что она сама уже на стены лезет от Сашкиного плача. Вот и готова ухватиться за любой повод, лишь бы отдохнуть от ненаглядной дочечки. Спроси-спроси её, как она из дому убегала, чтобы хоть час свою дочь не слышать. Только правду она всё равно не скажет.

— Что ты несёшь? — взвизгнула Ольга.

— Я всего лишь повторяю слова твоего мужа. Он врёт?

Ольга растерялась, открыла и закрыла рот, как будто ей вдруг стало не хватать воздуха.

— Он не мог такого сказать! Ты всё сочиняешь! Ты так назло говоришь, чтобы мы поссорились. Ты нам просто завидуешь.

— Ага, с ума схожу от зависти. Всю жизнь мечтала о бесхребетном тюфяке-святоше, который не способен собственной жене высказать свои претензии. А только ноет и жалуется за её спиной.

— Он не мог такое сказать. Ты это сейчас сама придумала, — упрямо повторила Ольга. — Какие у него могут быть ко мне претензии?

Полина закатила глаза.

— Да всякие. Кроме того, что ты Сашку бросала, он, например, обижается, что ты не кормила её грудью, а всем врала, что молоко пропало. А то ведь грудь обвиснет! А ей, оказывается, с её-то здоровьем надо было…

— Ты… ты… — побелев, задыхалась от гнева Ольга.

— Да помню я, — невесело усмехнулась Полина. — Я — паршивая овца, никчёмная паразитка и бесстыжая шлюха.

— Зачем ты так, Поля? — грустно спрашивала мама.

— Мама, а как надо? Знаете, что? Меня от вашей показной добропорядочности уже тошнит! Вчера вы с грязью меня смешивали, а сегодня — Поля, Поля, Поля. И никто из вас даже не спросил, а правда ли всё было так, как наговорили? Обвинили и казнили без права слова молвить. А сегодня быстренько переобулись. Вы все делаете и говорите не то, что на самом деле думаете, а то, что вам в данный момент удобно.

Мать ссутулилась и ушла на кухню, наверняка снова пить капли. Полине стало стыдно, маму-то она зря сюда приплела, наговорила ей в сердцах лишнего…

— Хочешь мать в могилу свести? — зашипела сестра.

Полина нахмурилась:

— Ладно, езжайте, посижу я с вашей Сашкой.

Ольгин муж привёз девочку и безразмерную сумку с причиндалами: памперсами, бутылочками, смесью, лекарствами.

— Блин, куда столько? Такое ощущение, что вы не на день уезжаете, а валите на Северный полюс, а Сашку решили мне подкинуть, — неудачно пошутила она тогда.

— Это про запас, на всякий случай, — буркнул Ольгин муж.

И всё. Больше никого из своих близких Полина не видела. Живыми. По дороге в садоводство они столкнулись с фурой, потерявшей управление.

У Полины осталась только Сашка, а у Сашки — только Полина.

Позже Валера, узнав о её беде, проявил человечность, простил, поддержал во время похорон. Но когда дело коснулось Сашки, вдруг взбеленился. Ультиматум поставил: или он, или она.

В институте пришлось доучиваться заочно, потому что неожиданно встал вопрос: на что жить? На что кормить, лечить, одевать больного ребёнка? Вот с того момента и началась вся эта канитель, которой до сих пор конца и края не видно.

***

Компания «СармаТелеком» воистину забралась дальше некуда, автобус час с лишним тащился до конечной остановки Молодёжного. Офис занимал часть первого этажа высотной жилой новостройки. Да уж, хмыкнула Полина, это вам не шикарный небоскрёб «ЭлТелекома» с собственными аллейками, газонами, парковкой и тренажёрным залом. Даже вон двор облагородить ещё не успели. Кроха-Bobcat, оглушительно тарахтя, кружил перед домом, разравнивая горы грунта.

Полина заранее погуглила — застройщиком здесь значилась компания отца Назаренко. Получается, работали они с сыном в альянсе, этакий семейный подряд: отец возводил новые микрорайоны по окраинам города и за его пределами, а Назар проводил туда интернет. Кончено, ведь в самом городе не пробиться: эту нишу давным-давно поделили меж собой гиганты — «Ростелеком» и «ЭлТелеком». Так что Назару с папой и тут повезло.

На счастье, Назаренко оказался на месте. И даже принял её сразу, хотя и узнал попытки с третьей. Обидно немного, она-то его признала тотчас, как только увидела в новостях, хоть он и подурнел. Ну и ладно. Зато когда наконец вспомнил, то прямо расплылся довольный. Собственно, он, и едва увидев её, выказал радушие, не то что Долматов. Оглаживал сальным взглядом почему-то не таких уж и голубых глаз. Потускнели, что ли? Или ей не так помнится?

По правде говоря, образ из воспоминаний и впрямь сильно отличался от Назара сегодняшнего. Даже недавно в телерепортаже он выглядел получше, не таким грузным и заплывшим. И что так распустился? Веки набрякли, щеки свисли, шея, поросшая рыжеватой щетиной, колыхается. А ведь ему всего двадцать пять! Разве так бывает?

— Ну, рассказывай, Полька, как ты? Как жизнь? Выглядишь — отпад! А давай-ка выпьем винца за встречу? Есть у меня бутылочка французского…