Моя любовь, моё проклятье (СИ)

Чёртова шлюха! Известно ведь, как и чем такие, как она, пытаются впечатлить.

Сразу было ясно, что эта на него глаз положила. Бегала тут к нему, как к себе домой.

Но он-то, он! Алина свято верила, что такой мужчина никогда не купится на подобные дешёвые уловки, что развратные девки не в его вкусе, что думает он головой, а не…

«Ну ладно же, — обиженно поджав губы, тихонько процедила Алина. — Дела ей, говорите, передать? Хорошо, будет сделано, господин Долматов».

— Ремир Ильдарович просил сообщить вам, что на время моего отпуска вы будете работать в приёмной, — суховато, но вполне вежливо пояснила Алина ненавистной Горностаевой, когда та наконец соизволила подняться в приёмную. Эту нахалку ещё ждать пришлось десять минут!

— В приёмной?! — удивилась Горностаева. — Но почему?

— Не могу знать, — пожала плечами секретарша. — Я лишь передаю вам его распоряжение. Мне надо ввести вас в курс дела, но сейчас уже почти шесть. Так что приступим завтра с утра.

Ненавистная Горностаева хоть и умело изображала удивление, но Алину этим трюком не проведёшь. Она сразу подметила, как та зарумянилась взволнованно, как глаза у неё заблестели. Ликует!

«Ну ничего, ещё посмотрим, кто из нас потом ликовать будет».

***

На следующее утро Горностаева заявилась в половине десятого, с извинениями, правда — мол, Оксана Штейн её задержала.

Алину тянуло высказать, что Штейн отныне не отговорка и не начальница ей, что здесь не только опаздывать нельзя, но и вообще в приёмной надо быть на четверть часа раньше девяти, потому что директор приходит без пяти и к его приходу и приёмную, и его кабинет необходимо открыть и проветрить. Потому что он не выносит возни с ключами и духота его тоже раздражает. Да и кофе надо подать ему ровно в девять ноль-пять.

Однако вовремя спохватилась и лишь церемонно поздоровалась, даже пробормотала: «Ничего страшного».

На самом деле первый камешек в её огород уже пущен. Когда Алина подавала ему ристретто, Долматов поинтересовался, где Горностаева, на что Алина развела руками: «Сама жду её, Ремир Ильдарович. Она обещала быть до девяти, но нет её до сих пор».

И если вчера вечером всё-таки у Алины оставались кое-какие сомнения насчёт правильности её плана, то сегодня, когда она оглядела с ног до головы свою соперницу, её гладко собранные в валик каштановые волосы, стильную тёмно-синюю блузку и юбку-карандаш ровно до колен, makeup, к которому и захочешь — не придерёшься, то сомнения отпали. Ну уж нет! Если этой хищнице суждено вторгнуться на чужую территорию, то помогать ей в этом Алина не намерена.

— Садись сюда, — указала она на соседнее кресло и начала инструктаж: — Итак, вот ты пришла в девять на работу. Если директора ещё нет, кабинет открывать нельзя. Важный момент — кофе. Кажется, пустяк, но нет. У нас есть кофе-машина, но он предпочитает растворимый, много сливок, много сахара, и чтобы не очень горячий.

Такой кофе любила сама Алина и никогда не понимала, как Ремир с упоением пьёт эту обжигающую горечь. Поэтому с готовностью провела её в буфет и продемонстрировала полупустую банку Нескафе. Ради такого дела и личными запасами пожертвовать не жалко.

— Сахар у нас здесь, сливки в холодильнике. Кофе подавать надо в половине десятого, он так привык. Заходишь молча, не отвлекаешь, ясно? Он может быть занят, может говорить по телефону или ещё что-то важное делать. А ты должна быть незаметной тенью. Так вот ровно в половине десятого бесшумно подходишь к столу, ставишь перед ним кофе и быстро-быстро уходишь. Поняла?

Ненавистная Горностаева кивнула, но всё-таки спросила:

— А кофе-машина тогда для чего?

— Для гостей, — невозмутимо ответила Алина.

Горностаева снова кивнула, но на этот раз раскрыла принесённый с собой блокнот и записала всё, что услышала.

— Теперь корреспонденция. Вскрывать её нельзя. Ремир Ильдарович не любит, когда читают его письма. Прямо нераспечатанные конверты ему и подаёшь. С утра, сразу после кофе.

«Как удачно всё-таки, что она опоздала и не видела, как я тут десять минут вскрывала конверты», — подумала Алина, вспомнив, как ещё в первый год директор, раздражённый донельзя, вышел из своего кабинета и швырнул ей на стол одно неразрезанное письмо, пропущенное по случайности и бросил при этом убийственным тоном: «В следующий раз повнимательнее!».

— Теперь звонки. Но тут ничего сложного, ты просто должна перенаправлять входящие ему, либо Максиму Викторовичу, либо финансовому. Коммерческого сейчас нет, так что эти тоже на директора.

— А разве не надо спрашивать, кто звонит и с какой целью? — удивилась Горностаева.

— Не надо! Ремир Ильдарович не одобряет такого посягательства. Кто попало ему всё равно не звонит.

— Но обычно…

— УПлевать, как обычно, у Ремира Ильдаровича свои порядки, — пресекла её Алина.