Мы не виделись уже три месяца, и оставшиеся три шли долго. Но не мучительно. Ведь я грел себя мыслью о встрече. Столько слов копилось в голове. Написать или позвонить, сказав простое — извини означало бы многоуровневую и трусливую Хрень. Высказал женщине тонну необоснованного дерьма, будь добр, подтяни яйца и явись лично. Конечно словами нельзя ничего исправить, но я готов был сделать все, чего она захочет.
За пару дней до моего прилета, Тойлон обещал лично организовать нашу с русалочкой встречу. Но по итогу его планы изменились, и он укатил куда-то на виллу режиссера, оставив мне координаты бара, в котором вечером будет праздновать остальная съемочная группа. Найти место не составило труда. Признаться, я был рад, что старика не будет рядом и ждал, прислонившись к стене соседнего здания, откуда открывался обзор на черный вход. Что-то подсказывало мне, она выйдет оттуда.
Подняв воротник куртки, зевнул в предвкушении встречи, заодно оценивающе осматривая здание бара. Единственное понятное слово в названии давало отсылку на африканские мотивы, к которым относился индифферентно, но память решила напомнить об убийствах куду, детально прорисовывая в голове описания Хэмингуя, одолевая неприятным предчувствием. Мотнув головой, вновь посмотрел на дверь, которая в ту же минуту открылась, выпуская сначала француза, ее партнера по фильму, а затем и ту, ради кого, я изображал неподвижное изваяние несколько часов.
Первое что неприятно покоробило, они держались за руки. Затем все стало еще хуже. Я не успел сделать и шага, не успел выйти из тени, когда парочка начала целоваться. Глаза наполнились кровью, а внутренности захлестнула холодная колкая пустота. Я мог бы убить его в эту минуту или пристрелить, но вместо этого стоял, слившись со стеной, потеряв способность дышать, потому что она отвечала ему, и пули раз за разом попадали в меня. Не было ни одного жеста, о котором я безмолвно молил Хлою… ни одного крохотного жеста свидетельствующего, что ей неприятны его прикосновения…. Ни одного.
Пожелав им про себя счастья, развернулся и пошел прочь.
Хемингуэй жалел подстреленных, но не убитых куду, ведь они не найдут успокоения сразу, брошенные на мучения.
В тот день я стал одним из этих куду.
55
Хлоя
— Я виноват перед тобой, олененок. — расстроено говорил Сэм, сминая «Гроздья гнева» в больших руках. — Должен был давно тебе рассказать, но никак не мог себя заставить. Ты выглядела, как привидение, а статьи про его грубое поведение с женщинами успели замелькать перед моими глазами. Недолго думая, сложил один плюс и один, сделал сносный, как полагал, вывод, что говнюк и тебя довел до ручки. И послал его. Но поганец упрямый оказался. Это у вас семейное, маркиза. — тут он хмыкнул и посмотрел на Лизи, вышагивающую за его спиной стражей порядка. Именно она командным голосом велела моему агенту немедленно приехать, до этого вытянув из меня все пристойные и не очень подробности моего общения с ее братом на съемках. — Понял свою ошибку, только после беседы с Райаном в кафе. Надеюсь, ты простишь своего старика Сэма и не погонишь в шею
В голове грохочет поездом, сбивающим все остальные мысли: «Он приезжал! Приезжал! И не один раз! Приезжал за мной!». И я настолько счастлива, что не знаю способна ли в данную минуту на кого-то сердиться, поэтому вместо гневной тирады, которую судя по нервному лицу ожидает мой агент, кидаюсь на него с объятиями. Получая недовольное ворчание подруги:
— Эй, почему я все разруливаю, а лавры другим достаются? — она по-свойски устраивается с нами, самодовольно продолжая. — А я давно тебе, Сэм, говорила рассказать, а ты все «Не знаю. Не уверен. Не тот момент. Жду знака от своих книг»
— Вы что, общайтесь? — спрашиваю, когда мы разъединяем наше душевное объятие.
— Конечно. — ухмыляется моя любимая блондинка, проводя серебристым ногтем по гладкой коже щеки.
— Мы не общаемся. — обиженно бурчит Тойлон. — Она заставляет.
Тон его голоса побуждает нас с Лизи переглянуться и залиться дружным смехом.
Дорогой мы обе молчим, уставившись каждая в свое окно. Мысль о том, как две влюбленные женщины чуть не сломали намеренно жизнь объекту собственной страсти, не дает покоя. Что такого должен был бы сделать мне Райан, чтобы у меня возникло желание так низко и подло поступить?
Да, мне несомненно было бы больно, пожелай он связать себя с другой, но разве это дает право пытаться разрушить его жизнь и карьеру, сравняв годы труда с грязью? Разве настоящая любовь не заключается в том, чтобы отдавать? Не брать, а именно отдавать, не прося ничего взамен.
И сила личности в умении отпустить, несмотря на сковывающую до одури боль.
Отпустить, если тебя уже нет в сердце возлюбленного…
Отпустить, если ты уверен, что именно так для него будет лучше.