Моя мадонна / сборник

Читательница тоже помолчала: видимо, настроение ее изменилось, да и название «Живой труп» показалось ей стоящим.

— Что же, дайте мне этого «Живого трупа» почитать… Звучит как детектив.

Долли пошла было к полкам, но остановилась и нерешительно спросила:

— Простите, у вас какое образование?

Она боялась новой грубой вспышки читательницы, но та спокойно ответила:

— Восемь классов.

— А разве на уроках литературы вам не говорили о том, что сказала я?

— Может, и говорили, да мне неинтересно было. А когда неинтересно все сразу же забывается. Да и учительница у нас никудышная была, не любили мы ее и не слушали, что она талдычит на уроках. Каждый своим делом занимался.

— А вы чем? — с улыбкой спросила Долли.

— У меня на уроках роман шел с одноклассником.

— Как же? — Долли даже рассмеялась.

— Очень просто. Письма писали. Переглядывались. Рисовали сердца, пронзенные стрелами.

— А ведь об этом тоже писатели пишут.

— Ну да? — не поверила читательница.

— Честное слово, — серьезно сказала Долли и пошла к полкам.

Она выбрала книгу рассказов хорошего современного писателя. Из собрания сочинений Толстого достала том с «Живым трупом». Читательница взяла книги с недоверием и пошла не домой, а в читальный зал.

В тот день народу в библиотеке было много. Долли металась от книжных полок к столу. Пришло время уходить. На смену ей явилась другая девушка-библиотекарь. Долли оделась. Пошла к выходу, но вспомнила разговор с читательницей, которую почти насильно заставила познакомиться с произведениями современного автора и классика. Долли была убеждена, что та давно ушла, и все же на всякий случай заглянула в читальный зал.

Дотошная читательница сидела, согнувшись над книгой, вцепившись пальцами в короткие волосы, и увлеченно читала Толстого.

Долли радостно улыбнулась. Скольких же читателей удалось ей обратить, как она говорила, «в свою веру»!

Перед сном Долли привыкла читать. Она зажгла лампу на тумбочке возе кровати, легла, взяла книгу, одну из тех, что получила вчера библиотека по распределению. Начала было читать, но вспомнила свой разговор с читательницей, ее брезгливо искривленные тонкие губы, надменно приподнятые выщипанные бровки.

Долли опустила книгу на одеяло, улыбнулась, а потом задумалась, мысленно подбирая новые доказательства своей правоты, и незаметно обратилась к своему излюбленному миру…

«Все тихо, просто было в ней»

Пушкин торопился. Долли пригласила его ровно в десять. Было уже десять минут одиннадцатого, когда он поднялся на ступени лазурно-зеленого здания посольства с белым гербом, на котором вырисовывалась княжеская корона (посольство находилось в доме Салтыкова). Под гербом — балкон, окруженный изящной чугунной решеткой. А над высокой дверью — львиная голова с кольцом в пасти.

В вестибюле Пушкин сбросил верхнюю одежду. Слуга ловко перекинул ее на руку и почтительно принял цилиндр.

Пушкин быстро поднялся по широкой лестнице с железными перилами, вошел в гостиную. Раскланялся с гостями, сидящими на стульях, в два ряда составленных на середине комнаты. Подошел к хозяевам.

— Ждем вас, Пушкин, — без упрека, просто сказала Долли, зная, что если уж Пушкин запоздал, значит, были серьезные причины для этого.

И тот не стал оправдываться, с интересом взглянул на немца — импровизатора Лангеншварца, которым сегодня Долли занимала гостей, и сел у окна на свободный стул.

Некоторое время в гостиной стояла тишина. Только Лангеншварц о чем-то тихо переговаривался с Долли. Потом и она отошла от него, села в последнем ряду стульев.

Молодой человек, почти юный, чрезвычайно тонкий, похожий на итальянца и черными глазами и южным загаром лица, смущенно стоял перед знатными нарядными слушателями.

— Прошу, господа, дать тему для импровизации, — совсем тихо сказал он.

Водворилась тишина. Слушатели думали. Импровизатор волновался. Тишина затягивалась.

Тогда раздался спокойный голос Долли:

— Господин Лангеншварц! Мне бы хотелось послушать стихи о Клеопатре. Уточнять не буду. Что хотите.

«Умница», — подумал Пушкин. Импровизатор вызывал у него острую жалость. — Облегчила его положение своим «уточнять не буду».

Молодой человек склонился в изящном и низком поклоне. И, когда выпрямился и вскинул голову, стал неузнаваем. В лучистом взгляде его горело вдохновение.

Исчезла скованность. Он прищурился, шагнул вперед, протянул руку в далекое прошлое. Голос зазвучал громко, уверенно. Он начал импровизировать.

— Нужен незаурядный дар. Талант этот трудный, — говорил Пушкин Дарье Федоровне, когда гости разошлись и хозяева проводили импровизатора. — Он вдохновлен. Он владеет стихом. Но он мало знает. Он молод.

— Очень молод, — соглашалась Долли. — И действительно мало знает. Но душа у него чистая.

Так, разговаривая, они пересекли гостиную. Пушкин шел к выходу. Но в дверях Долли задержала его.

— В 1827 году в Неаполе выступал знаменитый итальянский импровизатор Томмазо Стриччи. Король дал ему тему: «Смерть Клеопатры». Как он импровизировал! Все слушатели восхищались им.