Моя малышка

Когда я представил себе старуху, великую княгиню, связанную и обритую наголо, в коридоре московского дурдома накануне наступления 2008 года, тотчас захотелось воткнуть татуировальную машинку со всеми иглами в горло той бляди, которая это сделала. Здорово бы смотрелись капли тёмно-синей краски вокруг раны, из которой бы хлынула мерзкая кровь! Смотрители и смотрительницы российских больниц крепкие, толстые существа. Монстры, неудачники, выродки, упивающиеся безграничной властью над безответными пациентами. Злоба и пафос охватили меня. Сколько я слышал про наши больницы историй, от которых спина покрывается ледяным потом! Про гинеколога-карлика, нарочно доставляющего боль своим только что родившим пациенткам, про сиделок в роддомах, кормящих новорожденных транквилизаторами, чтобы те не слишком орали…

С чего я так разнервничался? Чего мне жалеть эту старуху, потому что она великая княгиня? Я же прошел мимо кричащей из окна и глазом не моргнул… А врачей тоже понять можно – платят им мало, людей они не очень-то любят… Да и не все врачи изверги, пришили же Боре язык на место. Тима продолжил:

– Вызволить её из психушки удалось не сразу, начальство отсутствовало из-за праздников. После возвращения домой она прожила два дня. Умерла прямо во время президентского поздравления. Теперь квартиру продали.

– М-да… – только и сказал я. Крыши за окном стали розоветь на закатном солнце.

К нам зашла бритоголовая подружка Тимы. Окажись она в сумасшедшем доме, то, по крайней мере, от одного унижения будет избавлена. Я обратил внимание на её яркие красные ногти на красивых ногах. Лак чуть светлее моей, выступившей на Машиных волосах, крови. Ноги с красивыми ногтями ступают по разбросанным на полу салфеткам в крови и краске. Тима то и дело протирает моё плечо.

– Откуда шрам? – улыбнулась мне бритоголовая.

– Раньше мотогонками увлекался, – соврал я по старой привычке.

После школы я себе придумал легенду про мотогонки и про то, как я дал себе зарок больше на мотоцикл не садиться. На девушек действовало безотказно, не обязывая при этом катать их на мотоцикле. Водить-то я его не умею. Губки у бритоголовой приоткрылись, в глазах блестнул интерес.

– Мотогонки? Круто!

Через четыре с половиной часа Маша-Сирин, державно распустившая крылья, окончательно утвердилась над сердцем. Я расплатился, крепко пожал Тиме руку, улыбнулся бритоголовой обладательнице красивых ног и вышел за дверь.

Грохот ремонтных работ в бывшей квартире великой княгини усилился.

Проходя мимо дома, из которого несколько дней назад высовывалась кричащая старушка, я остановился. После рассказа об участи княгини я забеспокоился обо всех стариках вообще. Тишина, как и по пути сюда. Может быть, тот азиат в оранжевом комбинезоне помог ей, позвонил дочери… Впрочем, беспокойство о чужой судьбе длится недолго, вокруг щебечет весна, а я всё ещё молод, хотя кое-что ушло безвозвратно и правое плечо уже никогда не станет девственно-чистым.

Рассматривая татуировку, Маша долго молчала, а потом придирчиво высказалась:

– Во-первых, я блондинка, а эта брюнетка. А во-вторых, она на меня не похожа, глаза не мои, еврейка какая-то!

Знала бы она, сколько крови, в буквальном смысле, я пролил из-за её гривы.

– Маш, ты чего? Какая еврейка?! Это же ты! Понятное дело, что идеального сходства добиться трудно, а брюнетка потому, что краска такая! Белым же татуировки не делают! В целом копия ты!

– Не знаю, по-моему, ты какую-то другую бабу попросил изобразить…

Я шутливо морщусь, мол, какое нелепое предположение. Маша уселась на диван, надув губы. Обнимаю её. Здорово всё-таки, что Рыжуха меня тогда лягнула. Шрам девочек так и притягивает. Не будь шрама, не было бы Любы. Я бы не набил на плече сердце. Не появилась бы Маша-сирин. А Маша-сирин с сердцем в когтях мне нравится ещё больше, чем просто сердце. На самом деле всё равно, что Маша думает, ведь эту татуировку, как и предыдущую, я сделал исключительно для себя.

ЗА ТЕБЯ, ГОСПОДИ!

Все было похоже на триллер. Я не верил, что это происходит не на экране, а лично со мной. События развивались стремительно. Маша голая ползла по полу, оставляя на паркете капли крови. В тон лака на ногтях.

– О-о-о-оооооо!!!

– Ну, ничего, моя милая! Ничего! – Я гладил её по спине. Так всегда делала бабушка, на спине у человека находятся успокоительные точки. У Маши красивая спина; изящная ложбинка, смуглые лопатки, родинки. Спина расширяется книзу, переходя в аппетитный зад. На крестце милая припухлость, по бокам ямочки. Обычно я любуюсь её спиной во время секса. Теперь Маша орала как резаная. Мои поглаживания превратились в нервные шлепки. Мы медленно приблизились к ванной.

Шумела вода. Восточные светильники отбрасывали паутинообразные тени на мраморную плитку цвета топлёного масла, обрамляющую большую белую ванну.

– Ой, мамочки-и-и-ииии!!!

– Миленькая, давай помогу. Миленькая, всё хорошо! Всё будет хорошо!!!

– В туалет! Надо в туалет! Фу-фу-фу! – коротко задышала Маша и, роняя вишнёвые капли, поползла в туалет.