— Нет! — воскликнула Наташа. — Лера знает, как я ее люблю. Даже если кто-то внушил ей такую ужасную мысль про Бориса, мне-то она не может не верить.
Тут Лариса и Саша глянули удивленно на Наташу и, сочувственно вздыхая, опустили глаза.
— Ой, Наташа, ну ты сама как ребенок, — не сдержалась, ласково пожурила ее Саша. — Ты слишком веришь в силу собственной любви.
— Во что же еще верить-то? — почти шепотом спросила Наташа.
— Девочки! — повысила голос Лариса. — Давайте не будем отвлекаться на философские споры. Подождем еще несколько дней. Ничего плохого с Лерой уже не случится. Да, приют выглядит ужасно, но ведь именно там детей по-настоящему любят и заботятся о них. Давайте дождемся, когда Лера заговорит. Не может же она молчать долго. Для десятилетнего здорового ребенка это просто нереально.
На этом и порешили. Звонить в Австралию и объясняться с Борисом не хотелось никому.
Остаток ночи, а вернее, несколько последующих часов едва ли можно было назвать спокойными. Не спала Лариса, сидела на стуле в своем номере, как всегда подтянутая, застегнутая на все пуговицы. К постели даже не подходила — зачем приводить в беспорядок кровать, если заснуть все равно не собираешься? Железная самодисциплина во всем — за много лет это правило номер один вошло в ее плоть и кровь. Если бы Лариса решила, что должна уснуть, то спала бы уже через минуту. Однако она час за часом оставалась недвижима, смотрела в окно, залитое белесым светом рекламного плаката напротив, и почему-то видела вместо него бледные лица приютских подростков.
Не ложилась и Наташа. Ходила по номеру, почти засыпая на ходу, сжимая ладонями голову, готовую разорваться от боли. Не вытирала слез, проевших розовые дорожки на ее щеках и давно намочивших ворот свитера. Наташа никогда не прощала себе своих ошибок. И сама себе мстила за них упоенно, неистово.
Спокойнее всех провела эту ночь Саша. Хотя и она не коснулась постели. Всю ночь девушка просидела, приставив стул к тумбочке и ожесточенно исписывая листы бумаги. На коленях у нее лежала Лерина тетрадка с рисунками. Время от времени Саша бросала ручку и ожесточенно растирала затекшие пальцы. Она уже так давно не писала от руки и даже жалела, что не рванула сразу в какой-нибудь компьютерный клуб. Можно было пойти и сейчас, но не хотелось терять ни минуты драгоценного времени. А главное, как человек пишущий, Саша хорошо знала, как легко может исчезнуть вдохновение. Достаточно бывает одного неловкого движения. Но сейчас она была в ударе. Одна за другой ложились на бумагу строчки, написанные округлым четким почерком бывшей медалистки и гордости школы:
«В старом дровяном сарае, где так сладко пахло мышиными норками, радостно было серой кошке растить своего первого котенка. Он был всего один, но зато какой красивый: пушистый, с золотистой шерсткой и веселой круглой мордочкой. Весь день он носился по сараю, выдумывая все новые игры и шалости. Кошка-мама боялась даже на миг оставить его одного. Ходила по пятам, присматривала, выручала, когда лапка котенка застревала в щели или откуда-то сверху на него падала старая фетровая шляпа и накрывала малыша с головой и с хвостиком.
Но наступал момент, когда котенок, сосавший молоко в перерывах между играми и сном, начинал вдруг недовольно урчать и пихать ее живот лапками. Тогда кошка понимала, что ей необходимо подкрепиться, и скрепя сердце убегала искать пропитание. Котенок оставался один. Без мамы ему сразу становилось холодно и страшно, хотелось забиться в какую-нибудь щелку и лежать там без движения, крепко зажмурив глазки.
Ах, если бы он так и поступал! Но однажды, когда дверь сарая вдруг открылась, котенок не смог сдержать любопытства и выкатился из своего укромного уголка прямо на середину сарая. Какие-то странные большие существа тут же грубо схватили его за шкурку на спине, засунули в темноту и куда-то понесли.
Когда через пять минут прибежала домой мама-кошка, она еще издали почувствовала острый запах резины и поняла, что в сарае побывали мальчишки. Долго металась она по сараю, теша себя надеждой, что ее малыш успел спрятаться и теперь боится выходить. Но котенка нигде не было.
А котенка тем временем принесли куда-то, где этих странных и страшных существ было еще больше. Это был рынок для животных, и здесь мальчишки попытались продать малыша. Они позарез нуждались в деньгах — ведь на носу были праздники. На сам рынок их, конечно, не пустили, и они с коробкой устроились у ворот. Но люди вокруг слишком спешили по своим делам, а если и заглядывали в коробку, то обязательно говорили:
«Ах ты, какой маленький разбойник!»
Или:
«Ну, рыжий кот — гроза в доме».