Моя мать Марлен Дитрих. Том 1

Оно красовалось и на крышке золотого портсигара, глядя на который много лет спустя, когда память об этом времени уже потускнела, она сказала:

— А знаешь, он был не так уж плох. Он умел одеваться и вести себя. Но в подарках ничего не понимал. Этот портсигар! Набил его мелкими вещицами, что-то, наверно, значившими для нас тогда, и, конечно, не мог удержаться, чтобы не написать на нем «Душка», и теперь я даже не могу подарить его кому-нибудь!

Мой отец исполнял роли «мужа, когда он нужен», «мужа-менеджера знаменитой кинозвезды» и наперсника Дитрих, пока она снималась в «Рыцаре без лат» («Knight Without Armour») на студии «Денхэм» под Лондоном, крутила роман и наслаждалась новой для себя головокружительной ролью голливудской звезды за границей. Мы с Тами и Нелли добросовестно выполняли возложенные на нас обязанности и исчезали в нужные моменты.

От старого друга времен жизни в доме ди Фрассо пришло письмо, которое позабавило мою мать. Клифтон Уэбб знал цену своему остроумию, но это не раздражало, потому что он действительно был остроумен. Моя мать часто зачитывала его письма вслух, указывая места, которые находила особенно удачными или же возмутительными. Зная, как ей противен фильм «Сад Аллаха», он в обращении специально назвал ее именем героини:

Ломбардия,

25 августа 1936 г.

Восточная Ист-стрит, 111, Нью-Йорк

Дорогая, милая мисс Энфильден,

Я был в восторге от Вашей открытки, хотя бы потому, что Вы дали мне знать, что в безумном водовороте своей жизни Вы еще помните мою скромную персону… Я приехал, ensuite, на прошлой неделе, и крики «Le Уэбб» (или нужно говорить La?), должно быть, слышались в Лавровом Каньоне, бывшем пристанище этого трепетного насильника Брайана Эхерна — но, может быть, не стоило упоминать об этом. На обратном пути мы ехали с Бабулей Бойер, что, как Вы можете себе представить, исключало скуку и делало железнодорожное путешествие практически идеальным.

Мадам Дракула де Акоста явилась в дом в день Вашего отъезда, чтобы пойти с нами обедать. Она вся сияла, потому что Вы послали ей «восемь дюжин лилий», Ваш «Старый Знак» — что сие означает? Ну-с, я как-то оказался в том цветочном магазине, где Вы, дорогая, обычно заказывали цветы, и самым небрежным тоном спросил хозяина, посылали ли Вы кому-нибудь восемь дюжин лилии. И когда цветочник чуть не рухнул в обморок от удивления, я понял, что мадам Дракула де А. немножко, совсем чуть-чуть приврала…

…Нью-Йорк грандиозен, и, должен сказать, приятно снова оказаться среди людей, которые говорят не только о «моих зрителях», «моих длинных планах», «моих крупных планах»… Всего шаг в сторонку — и уже понимаешь, как мало эта кучка самоупоенных граждан значит вне границ своей сияющей, залитой светом территории.

Мама подняла глаза от письма:

— Понимаете теперь, почему он мне симпатичен? Он из умников, вроде Ноэла Коуарда! — И она продолжала читать.

Возможно, я буду плакать и тосковать по всему этому зимой, когда буду сидеть по «кое-что» в тающем снегу, смешанном с грязью…