Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Разогнав истинных друзей и родных, она остается одна в своем личном аду, не получая помощи от тех, кто бы так хотел — и мог — облегчить ее существование. Окончательным расставанием с жизнью будет не смерть моей матери, а добровольный отказ от подлинной любви, от того, в чем нуждается всякий нормальный человек; мать бросает вызов Богу, которого не признавала: пусть Он придет и сделает самое худшее с ее мертвым телом — если посмеет!

Мой поезд опоздал, такси в дождливый вечер найти было трудно. Я вошла в ее квартиру, надеясь, что, возможно, она еще не спит. Почувствовав, что я пришла, она садится и стряхивает с себя дурман от огромных доз туинала и серакса. Моя мать и вправду на такое способна: она может заставить наркотические средства прекратить воздействие на ее организм. Подсовывает под спину большую подушку: ей хочется «поболтать». Я приношу стул.

— Ты видела рыдающие толпы в газетах? Это уже явный перебор! Почему она не пошла на гонки, в которых участвовал ее муж? Вечная кутерьма из-за этого Монако! Конца ей нет! А теперь вместо этой ужасной Стефании газеты заполонит Монаршья Вдова… со всеми своими детьми… И вообще, что она делала в Париже? Платья покупала?

— Мэсси, принцесса Каролина не знала, что ее муж погибнет…

— Нет, нет, нет… в роли вдовы она переигрывает. Она должна испытывать угрызения совести! — Мать, делая вид, будто ищет что-то на полке возле своего плеча, быстро отхлебывает глоток «скотча» из припрятанного там стакана. — Ты видела, что этот ужасный Боб Хоуп заявил в газете? Он не собирается в Аравийскую пустыню для поддержки солдат, потому что, видите ли, у него есть своя пустыня в Палм-Спрингс. Невероятно! Жуткий тип! Все эти ордена и высокие награды! За что? За то, что возил хористок на генеральских самолетах? Или за то, что повсюду лез в фотообъектив: дескать, он такой храбрый? Разве он не из «английского плебса», как Чаплин?

Я с трудом сохраняю серьезное выражение лица — сегодня она в форме!

— Да, Мэсси.

— Но сейчас он «гордость американской нации»?

— Да.

Еще один торопливый глоток.

— Орсон умер, верно?

— Да, Мэсси.

— При такой-то толщине, неудивительно… Как назывался его фильм о Херсте… ну, после которого он прославился?

— «Гражданин Кейн».

— Да, тот самый. Этот гнусный Херст пытался его загубить. Угрожал владельцам кинотеатров, требовал, чтобы никто этот фильм не показывал… А я в это время была так влюблена в Жана, что мне было все равно. Правда, это ужасно: Херст устраивает грандиозный скандал, а я настолько занята приготовлением тушеного мяса, что мне на все плевать! Надо было бы пойти с ним в постель, но ему нравились только брюнетки. Да, я получила очередную книжку одного из этих «профессионалов». Один мой американский поклонник прислал. Опять во всем выискиваются «скрытые» значения. Что Джо на самом деле понимал под «кадром», что я на самом деле понимала под «наружностью»! Полная чушь! Откуда они высасывают все эти идеи? Каждый думает, будто открыл что-то новое. А на самом деле все эти «скрытые» значения и Фрейд — жуткая чепуха. Мы снимали фильм, а потом принимались за следующий. Теперь все они считают, что это искусство. Глупость какая-то! Вам дают деньги на фильм; если он приносит прибыль, вам позволяют снять еще один. А если нет — вдруг оказывается, что вы не так уж и нужны. Бизнес это, а не искусство.

Она снова торопливо отхлебывает из стакана.