Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Чаша терпения Габена переполнилась. Его страна потерпела поражение, его карьера в Голливуде зашла в тупик. Он воспользовался связями в дипломатических кругах, чтобы вступить в «Свободную Францию» — армию, которую де Голль формировал, находясь в Лондоне. Занук заверил его, что не будет ставить палки в колеса. Он не только симпатизировал верности Габена своей стране, но и радовался, что Габен освобождает студию от необходимости выполнять условия контракта — искать фильмы для актера, не делающего кассовых сборов. Мать плакала, но храбрилась. Ее возлюбленный делал то, что должен был делать — «уходил на войну выполнить свой долг». А уж она изыщет возможность последовать за ним на поле боя. Но в настоящее время она была связана контрактом с «Юниверсл» и запретом на свободу передвижения без официального разрешения по закону военного времени. И все же Дитрих преисполнилась решимости найти такой способ. Я не присутствовала при их прощании, но, вероятно, это было нечто. Туман и все прочие аксессуары!

Папи, сегодня Жан отбыл в Нью-Йорк. Ты прочтешь об этом в газетах. Моя великая любовь, похоже, слишком велика для него и слишком неожиданна: он долго полагал, что моя любовь несравнима с его всепоглощающей любовью. Я обещала ему не терять аппетита и беречь себя, пока он не вернется.

Я не буду работать, отменила тур по лагерям: я так несчастна, что не справлюсь с этой работой.

Я знаю лишь одно: я любила, позабыв про себя, безоглядно, старалась порадовать его, хоть и не всегда успешно. Теперь у меня все получится лучше, я постараюсь не цепляться за него, но мне хотелось бы стать наконец настоящей женщиной и не стремиться к недостижимым идеалам, ведь они не приносят счастья и очень быстро улетучиваются.

Целую, люблю. Мутти

Тем не менее Дитрих не могла отпустить Габена без долгого прощания и полетела в Нью-Йорк. Там она еще раз увиделась с Габеном, танцевала с ним — воздушная, в облегающем черном платье и шляпе с перьями, а он был замечательно хорош в своей французской военной форме.

Радость моя, летать так легко, сказала она, едва переступив порог, пока шофер втаскивал за ней тяжелые чемоданы, — не надо менять платье по приезде, не видно за окном этих бесконечных кукурузных полей, никаких расписаний, чаевых — даже духоты этой нет! И почему мы всегда ездили на поезде? В следующий раз попробуем самолет вместо парохода!

Итак, появились самолеты. Дитрих изволила одобрить воздушное сообщение.

Теперь, когда я вновь поселилась с матерью, разбор почты снова вошел в мои обязанности. Поток любовных посланий от Габена был нескончаем. Военную цензуру осуществлял сначала французский цензор, потом письмо снималось на микрофильм, печаталось и лишь затем попадало в дрожащие руки матери, и уж тогда, жадно поглощая его, Дитрих могла вздыхать, плакать, тосковать.

11 февраля 1944 г.

Ма grande, моя любовь, моя жизнь! Ты здесь, передо мной, я смотрю на тебя. Ла Куинта, ты и я. В голове у меня только это. Я одинок, я, как ребенок, потерявшийся в толпе. Неужели возможна такая любовь? Ты думаешь, что когда-нибудь мы снова будем вместе, будем жить вместе, мы оба, только мы с тобой! Дождись меня… Даст ли Бог найти тебя снова, тебя, самую великую?.. Ты — в моих венах, в моей крови, я слышу тебя.

…В первый раз говорю тебе; ты мне нужна, ты мне нужна на всю оставшуюся жизнь, или я пропал.