Моя мелкая зараза

Поднимается удушающий ком, и я в отчаянии хватаюсь за горло, лихорадочно проводя рукой по шее в тщетной попытке остановить удушение. Впиваюсь зубами во внутреннюю сторону щеки, ощущая металлический вкус крови. Это слегка отрезвляет, и я делаю глубокий вдох.

Не верю.

У меня же всё получилось.

Этого не может быть.

И я, как истинная мазохистка, поднимаюсь на второй этаж, убеждая себя, что всему этому есть объяснение.

С каждой ступенью ноги становятся ватными, всё труднее их переставлять. Сердце выстукивает бешеный ритм. В голове царит хаос мыслей:

Зачем ты идёшь туда?

Тебе мало увиденного?

Хочешь ещё больше захлебнуться в своих слезах?

Не верю!

Всему есть объяснение!

Он не мог со мной так поступить!

Замираю у двери его спальни и прислушиваюсь.

Тихо.

Схватившись за дверную ручку, делаю глубокий вдох и открываю дверь.

Удар по лицу.

Ещё один — под дых.

Боль, жуткая, жгучая, расползается по всему телу.

Слёзы прорываются и льются водопадом из глаз.

Как же я ошибалась!

— Лина…

Разворачиваюсь и бросаюсь прочь, сквозь пелену слёз не вижу ничего, но каким-то чудом добираюсь до лифта. Нажав кнопку первого этажа, облокачиваюсь на стену, судорожно хватаясь за горло, давящая боль в груди стремительно ползёт вверх и начинает душить.

Стараюсь дышать ровно и спокойно, но тщетно. Задыхаюсь от нахлынувших эмоций.

Выбегаю на улицу под проливной дождь, не замечая ничего вокруг. Платье мгновенно намокает. Капли дождя стучат по лицу, смешиваясь с моими слезами, так что уже невозможно понять, что есть что. Ветер усиливается, но я не ощущаю холода. Мне кажется, что он лишь усиливает пламя в моей душе.

Качнувшись в сторону, прижимаюсь спиной к стене, ощущая жгучую боль, которая раздирает меня изнутри. Не выдержав, скольжу вниз по прохладной поверхности, обхватывая колени. Весь пылающий огонь выходит наружу с рыданиями.

— Как же больно, — шепчу, мотая головой, касаюсь лбом коленей.

Всё складывалось более чем хорошо. Мы проводили всё свободное время вместе. Он познакомил меня с мамой, хотел рассказать всё Яну.

Что изменилось за эту неделю?

Отрываю голову от колен и вытираю слёзы ладонями. Стараюсь собрать разбросанные мысли воедино, но ливень, словно стихийный поток, уносит с собой последние частички надежды и уверенности. Закрываю глаза.

Все эти перемены были после того, как он узнал о её разводе.

— Почему я поверила ему? — по волосам на лицо струится вода.

— Я сама виновата, — вскидываю голову к небу, подставляя лицо дождю, который безжалостно хлещет по лицу.

— Не нужно было ему верить, — шепчу в пустоту.

— Дура, — стучу затылком о стену.

— Наивная дура, — усмехаюсь.

Не просто так он всё это время не хотел серьёзных отношений.

Его реакция на новость о разводе друга должна была меня насторожить, но нет, я отгоняла эти мысли прочь, не хотела верить, что у него есть чувства к другой. Потом эти фотографии, открытки, которые до сих пор он хранит.

И медальон, половинка сердца.

Я просто не хотела замечать очевидного, хоть всё вокруг кричало об обратном. Возможно, это была моя защитная реакция, ведь принятие правды означало бы, что я для него ничего не значу.

Срываюсь на истерический смех.

Он знал, что она вернется, а я была лишь частью его плана.

Он её любит до сих пор.

— Так мне и надо, — прикрываю лицо ладонями, и новая волна рыданий накрывает меня целиком.

— Лина, — раздаётся знакомый голос. Отнимаю ладони от лица и поднимаю взгляд, пытаюсь сквозь завесу слёз и дождя разглядеть, кому он принадлежит.

Мирон.

Он поспешно присаживается на корточки рядом, пытаясь укрыть меня зонтом, но уже поздно — я насквозь промокла.

— Что случилось? — тревожно спрашивает он.

— Он…Он…там…с ней, — заикаюсь сквозь рыдания, не в силах сложить несколько слов.

Мирон смотрит в сторону двери, нахмуривается, словно не веря собственным догадкам.

— Поехали, я отвезу тебя домой, — складывает зонтик и вешает его на руку. Через мгновение и он становится мокрым насквозь.

— Нет, только не домой, — говорю, мотая головой и стуча зубами.

Мирон замирает в раздумье и, покачав головой, подхватывает меня на руки. Я обвиваю его шею руками и прижимаюсь к нему. Он усаживает меня в машину и пристёгивает ремнём.

У машины он немного колеблется, затем стремительно обходит её и садится за руль. Бросает на меня быстрый взгляд и, видя, как я дрожу, словно сижу на электрическом стуле, включает печку.

— Как долго ты там просидела?

Я лишь пожимаю плечами, которые содрогаются.

— У тебя губы синие. Ещё не хватало заболеть, — бормочет он, заводя двигатель.

Пока мы куда-то едем, я устремляю взгляд за окно, стараясь сосредоточиться на размытых контурах деревьев и домов, но глаза предательски всё больше увлажняются, и я хватаюсь за горло и другой рукой прикрываю рот, чтобы не сорваться на плач.

Не выдержав, Мирон резко тормозит и паркуется вдоль дороги. Поворачивается ко мне, хватает за подбородок и говорит:

— Успокойся, сначала надо разобраться во всём. И не делай поспешных выводов.

Его слова отрезвляют в миг.

— Ты в своём уме, — кричу на него, — я видела их, видела своими глазами. Какие поспешные выводы?