Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

– Успокойся, – отвечает Лёва, как обычно, довольно хладнокровно, и поворачивается в сторону плотного кольца из людей, облепивших Мирона.

Сплюнув на пол и размяв шею, мой парень потирает основательную ссадину на скуле и кричит:

– Ты как, Гром?

Мирон фокусирует взгляд на нас. Насколько получается в данный момент.

Сквозь толпу медленно осматривает сначала моё зарёванное лицо, на мгновение зависает, а затем обращается к Демидову:

– Лучше всех. Благодарю за бой.

Дальше отзывается на какие-то вопросы парней и внимательно слушает то, что ему пытается донести Ваня Соболев, при этом не разрывая зрительного контакта со мной.

С ужасом занимаюсь исследованием внушительной гематомы над заплывшим глазом. Паника внутри достигает критической отметки. Воздуха становится катастрофически мало и с моих губ слетает громкий всхлип.

– Ми-рон, – выдыхаю, подавшись вперёд.

– Не надо, – обрубает он взглядом, затем чуть улыбается через силу. - Не надо, Карамелина, - слышу бархатный голос у себя в голове. Он не хочет моей жалости.

Между нами всего пара метров, но фактически мы давно по разным краям одной большой пропасти.

Сердце разрывается в мелкую крошку. Это я виновата, – приходит озарение.

Прозрачные глаза сверкают от кипящего в его теле адреналина, тёмные волосы в беспорядке, а чёрно-белая майка заляпана кровью.

Боже.

Как много крови и всё из-за меня?..

Почему я тогда не могла с ним просто поговорить?

Это же он.

Громов!

Мой Громов!

Тот, с кем мы в деревне от бабушки прятались, чтобы она домой не загнала раньше времени, а потом засыпали в стоге сена от усталости.

В обнимку.

Он тот, кто защищал меня.

Всю сознательную жизнь защищал ото всех. Любой в радиусе нескольких километров знал, Алиеву трогать нельзя. И точка.

Почему я решила, что Мирон обязан меня полюбить?!

Кем я себя возомнила?

Я сама во всём виновата. Естественно, мужчины разобрались по-своему, как умеют.

Перевожу взгляд на Лёву, принимающего поздравления, и качаю головой. Завидую его самообладанию. Он как скала. Нерушимая, холодная, острая. Сегодня всё же чуть подбитая.

Группа поддержки подхватывает Демидова и радостно подбрасывает его в воздухе, улюлюкая.

Ненависти внутри меня становится так много, что я тону в ней с головой. Захлёбываюсь и пытаюсь выплыть.

Снова и снова стараюсь дышать, прихватывая пальцами ворот тонкого свитера.

Невозможно.

Срываюсь с места и несусь к девчонкам в аппаратную. Пролетаю сквозь высокий дверной проём, поворачиваю направо и дёргаю дверь «радиорубки», как мы её порой называем.

Внутри Тайка с Энж. Болтают, усевшись на уютном кожаном диванчике. Завидев меня, тут же обе подскакивают.

– Где Ива? – спрашиваю поморщившись.

– В туалет вышла.

Кидаю сумку на стол и потираю собственные плечи кончиками пальцев, пытаясь справиться с собой.

– Я всех их ненавижу, – проговариваю с отвращением, глядя в большое окно, которое выходит в спортивный зал.

– Кого ты ненавидишь, Мия? – спрашивает Энж настороженно.

– Их всех, – киваю в сторону студентов, радующихся выигрышу. – Всех! До одного! Всех терпеть не могу!

– Мия…

– Они все нелюди. Твари. За деньги удавятся, за деньги готовы всех вокруг опозорить. Противное вонючее болото – это наш университет. Ненавижу. Устала всем улыбаться.

Несколько из находящихся в зале студентов оборачиваются в сторону аппаратной и недоумённо таращатся.

– Видеть их не хочу всех.

– Поедем уже, – проговаривает Тая обеспокоенно, хватая меня за руку. – Или тебе Льва надо дождаться?

– Не буду я его ждать, – отвечаю ничего перед собой не замечая.

– Энж, ты с нами?

– Нет, я Ивку ещё поищу.

Спускаемся на первый этаж и проходим к гардеробу. Сталкиваюсь с несколькими странными взглядами, обращёнными в мою сторону, и безразлично отшатываюсь. Застёгиваю шубку, обматываю шею шарфом.

Быстрее бы уехать отсюда.

Уже на выходе, меня окликают. Развернувшись, равнодушно наблюдаю, как ко мне приближается Лобанова.

Её щёки горят, да и в целом она выглядит взбудораженной.

– Я хотела сказать, что передумала, Алиева, – зло выговаривает Женя.

– Передумала? – нахмуриваюсь, снова замечая на себе взгляды.

– Да... раз уж ты так всех нас ненавидишь, то и на день рождения ко мне не приходи.

В ужасе округляю глаза и кивая, выбираюсь на улицу, где наконец-то как следует вдыхаю морозный воздух.

– Это жесть, Мийка, – вылетает Тая вслед за мной, на ходу застёгивая замок на пуховике. – Оказывается, микрофон в аппаратной был включен.

– Микрофон?

– Да, звук с которого выходит на динамики, размещённые в коридорах на всех этажах.

Твою мать.

Пытаюсь притормозить подбородок, который стремительно отвисает.

– Это что... все слышали мою истерику?

– Получается да.

Тая качает головой, глядя на меня с жалостью. Я потираю дрожащие ладони.

– Ладно, пока не думай об этом, - советует подруга.

В полнейшем молчании добираемся до стоянки и прощаемся.

Я стараюсь сдержать данное Тае обещание и не размышлять о случившемся, пока еду до дома по полупустым улицам, пока в одежде поднимаюсь к себе и скидываю её в кресло.

Но потом... проигнорировав пять пропущенных вызовов от Лёвы, вырубаю телефон, ложусь под тёплое одеяло и...

И наконец-то даю волю слезам.