Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

Поднимаю голову и сталкиваюсь с двумя парами женских глаз. Одни – взрослые, улыбающиеся. Вторые – ошарашенные и… виноватые.

Виноватые, блядь.

– Ухожу, – говорю, тут же отворачиваясь к вешалке.

Захватываю куртку. Размашистыми движениями натягиваю её на плечи.

Прикрываю глаза.

– Мирон, а ты разве на вечеринку не едешь? – спрашивает Элина.

Поворачиваюсь.

Они так и продолжают обе пялиться на меня с лестницы.

– На какую вечеринку? – проезжаюсь взглядом по воздушному белоснежному платью и длинным ногам младшей Алиевой.

Мысли в кашу.

Она могла бы казаться в нём невинной, если бы… не ярко-красная помада на губах. Фантастически символично.

– В честь Дня святого Валентина, конечно.

– Нет, – мотаю головой, краем глаза замечая, как Элина тактично уходит в сторону гостиной. – Я пойду.

– Мирон… – слышу сверху напряжённый голос.

Как грёбанный звон горного хрусталя, который сжимаю в кармане…

Су–ка!

За спиной слышатся приближающиеся шаги.

– Мир… Мир…

– Я пойду, – говорю, не поднимая глаз.

Захлопываю за собой дверь и выдыхаю весь воздух, что есть в лёгких. Хочется обновить его. Хочется, чтобы в нём не было запаха карамели…

Быстрым шагом иду домой. Словно землю к преисподней стаптываю. Ветер острыми иглами врезается в лицо.

В моём имени из её уст явно сквозило сожаление, которое о многом говорит. Чёрт возьми. Обо всём говорит. Просто вопит…

Как минимум, что Лев Демидов не соврал и она действительно провела ночь с ним.

Закусываю внутреннюю сторону щеки. По-детски? Да мне похуй!

В голове пустота. Пульс шкалит.

Может, передумала?

Тогда почему прямо не сказала? Побоялась?

Решила, что его любит?.. У молоденьких девиц так бывает. Кажется, это то, о чём втирал Руслан. Первая любовь – ненадёжна, а бед причинить может немало.

Но почему не сказала?..

Что ж я, ни человек. что ли… Всё понимаю. Предупреждён, значит, вооружён.

Захожу в ворота и не чувствуя ног, иду в дом. В прихожей тьма кромешная. Зажигаю свет и на автомате раздеваюсь.

Дышать нечем. Футболку скидываю. Так полегче вроде.

Рукой сердце растираю.

– Приехал? – спрашивает Юлька, появляясь из темноты.

– Угу, – мычу, извлекая подарочный бархат из кармана.

Бреду на кухню и щёлкнув выключателем, усаживаюсь за барную стойку.

Открываю коробку, устанавливаю на поверхность. Упираю подбородок в сложенные в замок руки.

Сестру, извлекающую из холодильника продукты и странно на меня поглядывающую, не замечаю.

– У тебя всё в порядке? – спрашивает она тихо.

– ДА! – киваю.

– А это что?

С любопытством подбегает и разворачивает к себе коробку.

– Вау! Мир… Как красиво. А что за камни?

– Горный хрусталь, – сверлю одну точку на стене.

– Супер… Это мне да? – взвизгивает. – Так подходит к подвеске, которую мне Мийка отдала.

Перевожу на неё отсутствующий взгляд:

– Что?

– Ну серьги, – улыбается непонимающе. – Подходят к подвеске с цепочкой, – шмыгает носом. – Это ведь мне?

Соскакиваю с высокого стула, сглатываю противный ком в горле и уходя с кухни, произношу:

– Тебе, Юлька…

Глава 34. Мия и стыд... Час настал!

Он всё знает…

Лёва ему сказал.

…

Специально или нет – не имеет никакого значения.

Отвернувшись от закрытой двери, на ватных ногах добираюсь до ванной комнаты на первом этаже.

Запираюсь на замок и уже не сдерживаюсь.

Всхлипываю, с силой зажимая указательными пальцами нижние веки и запрокидывая голову назад.

Шёлковый подклад белоснежного платья холодит кожу на животе и на бёдрах. Причёска в стиле голливудской дивы, которую так аккуратно создавала мама, безумно мешает.

Хочется рвать волосы. Жалеть себя.

И винить, обязательно.

Опускаю голову, чтобы столкнуться со своим мерзким отражением в зеркале.

– Почему всё так? – спрашиваю, прикладывая руки к груди.

Ощущение жёсткого похмелья не отпускает. Хотя алкоголь после той новогодней вечеринки я вообще не пила. Может, так сказывается стресс?

– Я люблю его, – шепчу жалобно.

Он никогда мне не простит такое.

Одно дело характер показывать, нос воротить и кровь сворачивать… Мне кажется, Громову даже нравится. Другое – то, как всё случилось вчера.

Зажимаю рот рукой, чувствуя подступающую тошноту. Кожа становится бледной. В цвет холодного серого кафеля на стенах.

– Мия, – стучится в дверь мама. – С тобой всё в порядке?

– Да, – выдыхаю поспешно.

Поправляю едва заметные капроновые колготки, ещё раз сканирую своё лицо в зеркале и выбираюсь из убежища.

– Хорошо вам повеселиться, – говорит мама Льву.

Усаживается поудобнее и складывает руки на животе. Улыбается как-то с ностальгией, что ли.

Мельком смотрю на Демидова. Он подмигивает и наклоняется, чтобы поцеловать в щёку.

– Ты плакала? – хмурится.

– Нет, – мотаю головой. – Это лак. В глаз попал.

– Ой, это моя вина, – мама поднимается и заботливо приглаживает мне волосы. – Почему сразу не сказала, Мия?

– Всё нормально, – лепечу.

Они оба надо мной как курицы-наседки.

А мне… так хочется свободы.

Простора.

Хочется укрыться одеялом и зализать свои раны.

Хочется с сожалением вспоминать прозрачные глаза… И снова оплакивать мечты.

Выть - единственное желание...

Как-то так…

– Ты что-то сегодня заторможенная? – мама удивлённо вскидывает брови. – Как будто сонная.