– Ты думаешь, всё будет хорошо у мамы с Камиллой? – называю имя сестрёнки, которое заранее выбрали родители.
– Конечно. Откуда в твоей голове плохие мысли?
– Рано ведь, – сомневаюсь.
– И что? Я вон… Оливку тоже рано родила. Поэтому не переживай. Не думаю, что маме стало плохо от вашей трансляции. Скорее всего, просто пришло время. Уверена!
Эти рассуждения заставляют меня немного успокоиться. В полном молчании пьём чай. Я пытаюсь прийти в себя, Арина, по всей видимости, переваривает вываленную на неё детективную историю.
Через полчаса на телефон Долинской поступает звонок от дяди Арсения, её мужа. По тому, как она радостно восклицает «да ты что?», понимаю - у меня родилась сестра.
Проверяю телефон.
От папы звонков нет.
Пусто…
Пытаюсь уговорить себя, что липкое, тёмное чувство внутри – это не ревность к только родившейся маленькой девочке, но получается как-то не очень убедительно.
– Два девятьсот, пятьдесят сантиметров, – сообщает мне Арина радостно, обнимает. – Хрупкая у вас принцесса родилась. Кстати, твой папа и мой Арс поехали в университет.
– Зачем? – вскакиваю со стула.
Зачем-то подхожу к окну и глядя на пушистый снег, нервно кусаю губы.
– Не знаю, но уверена, что они во всём разберутся. Мой муж – лучший переговорщик, – судя по голосу, улыбается Арина. – А вот что ты будешь делать с Мироном?
– Ничего, – проговариваю тихо. – Что здесь сделаешь? Я и сама не понимаю, зачем всё это сделала. Так ревновала его к Ладе, что решила назло…
– Уверена, что вы поговорите и всё образуется, – перебивает Арина, подходит сзади и приобнимает меня за плечи. – Если любовь настоящая, то простить можно всё, поверь мне, – проговаривает с лёгкой грустью.
– Может быть, – отвечаю еле слышно.
– Давай лучше приготовим вам с папой еду, – бодро предлагает Долинская. – Что я зря сюда приехала, что ли?
– Не зря, – смеюсь. – Спасибо тебе. Мне правда стало полегче.
Хватаю телефон и пытаюсь набрать маме, но абонент недоступен. Видимо, пока нет возможности его включить.
Довольно быстро готовим с Ариной суп и запекаем картофель с мясом. Кухня наполняется приятными запахами и у меня наконец-то просыпается аппетит. В тот момент, когда я загружаю посудомойку, слышится отчётливый стук входной двери.
Первым перед нами появляется отец. По виду очень уставший. Может, даже… немного состарившийся за эту ночь.
– Поздравляю, Руслан, – искренне произносит Арина и поднимается, чтобы его обнять.
– Спасибо, Ариш, – отвечает папа тихо, сжимает в руке сложенные в трубочку документы.
Поворачивается в мою сторону и… его лицо становится каменным.
Боже.
– В кабинет, – дребезжит голос отца, рассекая воздух.
В душе враз леденеет всё. Просто Арктика... Сердце коркой покрывается.
Он никогда со мной так не разговаривал.
Никогда.
Папа вообще при мне ни с кем таким тоном не общался. Перевожу взгляд на дядю Арсения, который уперев руки по бокам, смотрит на меня то ли с сожалением, то ли с подозрением.
Пожимает плечами неопределённо, затем обращается к супруге:
– Поехали домой, малыш. Сами они разберутся.
Арина растерянно смотрит на меня. В её эмоциях не сомневаюсь, она мне сопереживает как может.
– Мы и правду поедем, – тяжело вздыхает, откладывая фартук. – Помни, что Руслан твой отец и плохого тебе не хочет.
Киваю словно в замедленной съёмке и позволяю себя обнять. Окунаюсь в безумно приятный, нежный аромат духов. Ласковые, материнские руки Арины поглаживают мои плечи. Хочется замереть здесь и… оттаять.
Нестерпимо хочется теплоты… и человеческого участия…
– Я долго буду ждать? – слышится лютый отцовский голос из коридора.
– Беги, – кивает Арина, вздыхая тяжело.
Поворачивается к мужу и обнимает за талию, словно теперь ищет поддержки от него.
У неё есть дядя Арсений.
А у меня никого нет! Разве это справедливо?
Выхожу из гостиной и направляюсь в кабинет. Дёргаю на себя дверь, пытаясь вложить в руки всю силу, какая осталась.
– Сядь, – говорит отец, стоя у окна.
Изучаю широкую спину, мерно вздымающуюся от тяжёлого дыхания.
– Пап, – начинаю снова реветь.
– Я сказал, сядь, – цедит он со злостью, резко поворачивается ко мне. Проходится глазами с ног до головы и чуточку смягчается. – Сядь, и мы поговорим, дочь.
Тело не слушается, но я всё же добираюсь до стула в центре кабинета. Усаживаюсь поглубже, подтягиваю ноги к туловищу, обнимая их руками. Подбородок упираю в коленки и за отцом наблюдаю.
Хуже мне ещё никогда не было…
Отец ещё раз оборачивается и, отведя взгляд, проходит к столу. Смотрит на бумагу прямо перед собой.
Сжимает и разжимает кулаки, прячет руки в карманы строгих, чуть помятых брюк.
– Скажи, Мия, я допустил какую-то ошибку в твоём воспитании?
Округляю глаза от смертельной обиды. Бережно собранные Ариной внутренние опоры в моей душе снова рушатся…
Только теперь уже навсегда.
Я думала, самое больное – это когда Мирон от меня отвернулся и притащил сюда Ладу…
Нет…
Самое больное, это когда от тебя отворачивается самый близкий человек. Даже не пытается тебя понять, спросить… а вот так…
Обвиняет.
Холодно. Как чужачку.
Словно меня уже выкинули из стаи…