… Днем и вечером что-то репетируется. Не … ренессанс ли грядет?
Приехал Шендерович, прочитал журнал, и ему захотелось обратно.
Начало жизни нового курса 1982 г. О. П. Табакова. Вот и началась НАША ИСТОРИЯ!
Наиболее стоящее из того, чего я достиг в профессии до сего момента, делалось в моменты наивысшего напряжения, когда «смешивались в кучу кони, люди», когда подготовка премьеры спектакля происходила на фоне неотложных киносъемок, радиозаписей, а также пленарных заседаний неизвестно чего, где я назначался «непременным членом президиума»… Когда кто-нибудь говорит: «Надо сосредоточиться на чем-то одном, долбить, долбить, долбить, и только тогда чего-нибудь добьешься», — я знаю, что это ложь или, как минимум, часть правды. Потому что на самом деле этот человек плохо знает свои возможности, или, к сожалению, не очень любознателен. Не один раз я лично имел возможность удостовериться, как напряжение моих духовных и физических сил справлялось с любым объемом работы.
Когда случается, что перечень дел будущего дня настолько велик, что на их реализацию требуется, по крайней мере, неделя, я поступаю просто: решаю проблемы по мере их поступления. Самое смешное, что, руководствуясь этим принципом, успеваешь сделать все. Если я — мужик, то мне и надлежит выполнять взятые на себя обязательства. Но что удивительно: будучи сложенными воедино, эти обязательства, как ни странно, не только не ослабляют моих возможностей, а увеличивают их, причем и морально, и физически. Я оглядываюсь назад, на результаты своей работы, и мне кажется, что пахал не один, а трое, а иногда и больше. О чем это говорит? О том, что хребет здоровый. Может везти большую поклажу. А давай еще положим? — везет. А еще добавим? — везет! А еще?.. Тут дело не в количественном объеме груза, который ты передвигаешь между двумя точками, а в напряжении духа, ибо он-то как раз и позволяет справляться с все большими и большими профессиональными и физическими нагрузками.
Восстанавливаюсь я всегда исключительно сном. Если сравнивать мою способность восстанавливаться с аналогичной способностью некоторых моих коллег, то мое восстановление происходит значительно быстрее и полноценнее, нежели у подобных мне. И даже при большем объеме сна, который подобные мне осваивают. Это лишь свидетельство о том, что я, как индивидуум, создан для того, чтобы работать, а не для того, чтобы спать. Стало быть, сплю я ровно столько, чтобы у меня появился импульс к следующей работе.
Это — моя саморазвивающаяся или самозатачивающаяся схема. Возможно, она стала таковой потому, что профессию я выбрал оптимально.
Недоброжелатель, взглянув на выписку из моей трудовой книжки, сказал бы: «О, сколько он раз переходил от одного дела к другому!» А человек лояльный расценил бы это как мою многократно повторенную попытку
Самое трудное в нашей профессии — отринуть инерцию предыдущего успеха, если таковой наличествует. Почему же я так поступал? Наверное, это можно объяснить легкомыслием, в достаточной мере свойственным мне, но все же главная причина — желание разрушить собственный стереотип, как ни суконно это звучит.
Итак, в 86-м году я стал не только художественным руководителем театра-студии на Чаплыгина, но и ректором Школы-студии МХАТ.
«Штудия»
«Штудия», как называл ее Владимир Иванович Немирович-Данченко с оттенком славянизма, замышлялась отцами-основателями, как экспериментальная база для подготовки будущих актеров Художественного театра. Поэтому и уровень обучения всем предметам сразу был установлен высокий, университетский.
На протяжении 50–70-х годов в Школе преподавали выдающиеся личности — великие актеры Художественного театра В. О. Топорков, П. В. Массальский, А. К. Тарасова, А. Н. Грибов, С. П. Блинников, B. П. Марков, А. М. Комиссаров, А. М. Карев, потом — О. Н. Ефремов, В. К. Монюков, Е. Н. Морес, C. С. Пилявская, Н. П. Алексеев, ставший ректором после смерти В. 3. Радомысленского. И наряду с ними — известные культурологи и театроведы А. С. Поль, Б. Н. Симолин, Л. В. Крестова, А. А. Белкин, А. Д. Синявский и, конечно, В. Я. Виленкин. Присутствие таких педагогов, последовательно и увлеченно умножающих славу Школы-студии, в основном и определяло уровень притязаний этого учебного заведения.
Мое участие в делах Школы началось поневоле.