Моя настоящая жизнь

Он так любит играть, что у меня иногда даже возникает тревога. Видимо, у Жени еще не очень развиты инстинкт самосохранения и способность дифференциации того, что ему следует играть, а от чего иногда надо отказываться. Я отнюдь не зачеркиваю серьезность намерений, с которой делаются его «неподвальные» работы, но, на мой взгляд, все «престижные проекты» меркнут рядом с его крошечной ролью в «Ревизоре». Или с тем, что он делал в спектакле «Прищучил». Иногда он играл в том спектакле просто потрясающе — одинокий, никому на всем земном шаре не нужный, отчаявшийся… Не знаю, кто смог бы сыграть это откровеннее. Я уже не говорю о «Звездном часе», о «Бумбараше», где Жене приходится работать в непростом жанре музыкального спектакля, соединяя пение, танец и живую жизнь человеческого духа так, как, пожалуй, мало кто может из его сверстников.

«Иностранные проекты» — конечно, прекрасно, но в них часто лишь эксплуатируется дарование Миронова. Без заботы о том, как это дарование будет развиваться дальше. А природа Жениного таланта особая. Он не столько Гамлет, сколько мальчишка из подворотни. У него настоящий, серьезный запас дарования характерного артиста, но в эту сторону он ну никак не хочет идти или ходит, но очень мало. Уверен: ему надо играть стариков, какие-то смешные эпизоды — словом, набираться ремесла и полнокровности.

Миронов — замечательный, почти идеальный артист, исполняющий режиссерские задания. Но в этом тоже есть своя опасность. Вот так смотришь на актерскую работу во времени и видишь одни «склейки» режиссерских заданий. Ну а где игра на радость себе? Где твой «душой исполненный полет?» Я понимаю, что режиссеров подкупает внутренняя пластичность Жени. Им кажется, что из него можно вылепить все — и ворону, и леопарда, и баобаб, и даже колокольчик голубой из российского пшеничного поля… Набеги на кинематографическую территорию тоже приносят, наверное, удовлетворение его честолюбию, прибавляют ему известности и все прочее. Но я-то думаю, что не престижностью он бывает счастлив. Он счастлив, когда играет в театре. В «Бумбараше», где его талант лицедея получает свободу в полном объеме. Очень любит кланяться: ему просто необходимо, чтобы актеры выходили на поклоны стремительно — «сначала девочки, потом мальчики». А уж наши поклоны в «Провинциальных анекдотах» превращались в мини-спектакль, разыгрываемый мною, Мироновым и Машковым с неизменным энтузиазмом.

Вместе с Женей мы весьма успешно играем в «Обыкновенной истории». Дошло до того, что в конце спектакля зрители уже почти автоматически встают со своих мест и приветствуют нас. Мне кажется, что и в эти секунды он счастлив, что, впрочем, не мешает нам бывать недовольными конкретным прогоном.

Миронов обладает способностью удивляться чужому таланту.

Не так давно актриса, исполнявшая роль Наденьки в «Обыкновенной истории», ушла в декрет, и мы должны были сделать замену. С присущим мне легкомыслием я выбрал для этой работы первокурсницу, внучку актера ЦДТ Калмыкова, Дашу Калмыкову. Они репетировали, и я видел, как Женя радовался ее успехам. Подобное очень редко бывает в театре. Но и было чему радоваться!

Женя удивил и даже сразил меня мужеством долгой не-игры в фокинском «Еще Ван Гог». Так долго, так непоказушно существовать, загораясь только от подлинности процесса, дано далеко не всем.

В нем такая ранимость души… И сочетается она с серьезностью отношения к себе, которая иногда ставит его в смешную ситуацию. Вот почему я, скажем, думаю о «Мизантропе» для Жени Миронова. На мой взгляд, Мольера он может сыграть не хуже, чем Шекспира или Достоевского.

Женя — чрезвычайно благодарный человек.

Он последовательно и долго помнит о том, что в Саратове его учила Валя Ермакова, актриса из блистательного поколения птенцов гнезда Юрия Петровича Киселева. Миронов всегда ее поздравляет, а когда ей необходима помощь, он тут же подставляет оба плеча и держит всю ситуацию.

Дорог мне Женя и своей, как бы это сказать, семейственностью. Мягко и нежно он организовал меня на переезд в Москву всей его семьи. На самом деле, это было мне в радость, потому что до боли знакомо ощущение, когда чувствуешь любого человека своего клана, как собственный палец. Кстати, и в Викторе Сергеевиче Розове меня это всегда поражало — еще с тех пор, когда он выстроил свою первую огромную дачу, где паслись примерно пять процентов жителей Костромской губернии, являвшихся его родственниками. Вот так и Женя — у него очень развит этот инстинкт. Он любит радовать ближних. Кстати, это распространяется и на меня. Сейчас меня награждают довольно регулярно. Как там у Светлова…

Все меня встречают, провожают,
Вот теперь меня уже почетом,
Как селедку луком, окружают…

Так вот, во время таких мероприятий Женька любит вдруг вырваться из зала, как черт из табакерки, и пронестись ко мне с каким-то сумасшедшим букетом цветов. И я вижу, какое удовольствие это ему доставляет — опять очень знакомое чувство, которое делает этого человека для меня еще ближе…