– В таком случае, – он взял её руку и просунул под свой локоть, – поможете мне с маскировкой, парочку будем изображать, – и вновь она удивила: вместо того, чтобы запротестовать, оскорбиться, да или просто, наконец, удивиться! Она прильнула к нему ещё ближе, да так естественно, будто сотни раз так делала.
Нехорошие мысли, что гуляла она вот так, и не раз, штабс-капитан погнал прочь. Не бывает таких глаз у распущенных девиц.
– Кто этот человек?
– Я не знаю.
– Почему мы его преследуем?
– Наблюдаем, – поправил он её.
– Почему мы за ним наблюдаем?
Он подавил вздох:
– Я не знаю. Моя очередь спрашивать: как вы очутились в доме американцев?
– В книж… в Зингере?
– В нём, в нём…
Она немного помолчала, Василий очень надеялся, что не подыскивала ложь.
– Я не могу вам рассказать, – точно. По-другому и быть не могло. Не могла такая барышня оказаться по одну с ним сторону. – Не сейчас, я обязательно расскажу, но потом.
Ну уж спасибо! Не нужно мне никаких “потом”! Только как бы лучше о ней доложить… жалко дурочку. В кабинетах Гороховой 2 церемониться с ней не будут, ни за красоту, ни за обаяние…
– Если вы пообещаете мне, что отречётесь от ваших идей, от того, что привело вас туда, что отныне вы забудете о всех ваших идеалах и станете верноподданной Русского Государя, – Василий опустил, что в таком случае он просто не доложит о ней, но проследит, чтобы девица больше не якшалась с подпольщиками и говорунами.
– Сдурел? – он сам то же и подумал, когда услышал. Уж подобных слов от такого ангела он никак не ожидал. Опешил. – Простите! – смутилась она и снова схватила его за локоть, который было бросила. Продолжила шёпотом: – я не имею никакого отношения к политике! Чем угодно могу покляться! Я была там исключительно из личной… глупости. Это случайность.
– Журналистка? – даже если и так, даже если она и не из компании студентов, говорунов, террористов. Не обязательно напрямую играть в политику, чтобы оказывать участие.
– Никогда! – он поглядел на неё, не в силах боле игнорировать её пекущий взгляд. – Поверьте мне. Я обещаю, вы обязательно всё узнаете, – ладошка её, в белоснежной варежке, принялась гладить рукав его шинели, – я не интересуюсь политикой, только историей, немножко, – улыбнулась чуть грустно. Странная, непонятная Василию мольба была в её голосе. Словно от веры его зависит её судьба.
Он кивнул. Борясь с желанием вновь коснуться губами губ. И вовремя!
Объект слежки чуть замедлил шаг и вытянул голову, видно, вглядываясь в дом напротив. Пятидесятый номер по Невскому, Василий силился вспомнить, что за жильцы здесь, какие конторы…
– Стойте, – он остановился, притянув к себе несопротивляющуюся барышню. – Делаем вид, что милуемся, а мне нужно подумать.
Издательства… проверенные и более чем надёжные, газета и журнал, проверенные по сто раз… не то… музыкальный магазин какого-то немца, книжная лавка юридической литературы – тоже нет… люди… вспоминай!
И вспомнил, когда человек медленно пошёл по проспекту, наперерез, к этому самому дому.
– Павлов…
– А?
Он проигнорировал, страшась упустить мысль: года три назад в этом доме поселился Владимир Петрович Павлов, в прошлом году занявший пост главного военного прокурора Империи. Но не то главное, а другое: на Павлова открыта откровенная травля газетчиками и чиновниками, которых главный прокурор не мешкая снимал пачками, стоило им только хоть единожды себя скомпрометировать. А по его, Василия, сведениям, Павлов всё чаще и чаще получает письма с угрозами смерти, но ничего не делает – в доме как не было, так и нет охраны, а живёт семья главного военного прокурор Империи жизнью мещан, имея только горничную и кухарку.
И вот всяких сомнительных объектов, кружащих у его дома…
– Вы сказали Павлов?
Василий кивнул.
– Он живёт здесь, – она кивнула на дом, – и сейчас внутри должен быть маленький дворик для семьи, там он выгуливает трёх своих пуделей.
– Что ещё вы знаете? – внезапно сильно он потряс её за плечи.
Девушка замялась на миг.
– На днях его убьют.
– Сведения точные? Кто ваш источник? Организатор?
Барышня чуть пискнула, Василий сразу одёрнул руки.
Ещё один теракт. И каким-то образом она оказалась в это втянута. Сей же час под замок! Неважно куда, на Гороховую, или сразу на Мойку… или к себе, на Большую Конюшенную… пусть посидит. Чуть припугнуть, а там она всё расскажет, как миленькая…
Хлопья снега летят медленно, издеваясь будто – тянут, дают время найтись ей с ответом.
Какая же мерзость и дрянь творится вокруг, если даже вот такое чистое, невинное создание, и то не верит в его страну, в его царя.
Если даже она, рождённая в далёкой Австро-Венгрии, взращённая, чтобы давать жизнь, даже она задействована в отбирании этой самой жизни. И что хуже – и она туда же, мир менять, порядки новые заводить…