Моя навсегда

— В смысле?

Роман повторяться не стал, лишь придавил его немигающим взглядом. Остальные притихли, напряженно наблюдая за внезапным столкновением этих двоих. Ведь ни тому, ни другому больше никто в школе противостоять не решился бы.

Оттого зрелище становилось особенно интересным.

Макс, не дождавшись ответа, немного нервно хохотнул, оглянулся на одноклассников, вроде как ища поддержки. Но те молчали, даже Пашутин. Чепрыгину тоже было явно не по себе от Ромкиного пристального и тяжелого взгляда, но спасовать он не мог, не при всех. Авторитет обязывал.

— Для себя ее, что ли, присмотрел? — выдавил он улыбочку. — Так можем поделить. Я не жадный. Только, чур, я — первый. Сам понимаешь, спор…

— Держись от нее подальше, — после долгой паузы отрезал Роман и направился в сторону школы.

— А чего это ты мне указываешь? — крикнул ему в спину Макс. — Ты, б***, может, и ходячий комплекс бога, да только мне навалить. Я сам решаю, что мне делать, и у… всяких там не спрашиваю. И уж тем более разберусь, с какой бабой мне мутить.

Ромка остановился и развернулся, глядя на Чепрыгина потемневшим взглядом. Тот отчего-то дрогнул, но, слава богу, никто этого не заметил. И для убедительности с усмешкой протянул:

— Ааа… так ты всерьез, что ли, запал на эту недавашку? Ну, становись в очередь, Ромео.

— Я тебя предупредил. Только попробуй тронь ее.

— И что будет? — криво улыбнулся Макс.

Роман и сам не знал, что будет, но в тот момент невыносимо хотелось стереть с лица Чепрыгина эту гадкую ухмылку. И он ударил коротко и резко, точно между ребрами.

Это вышло как-то само собой, неосознанно, на инстинктах. Никто ничего подобного от Романа не ожидал, в том числе и сам Роман. А уж Макс — так тем более. Ведь он — Чепрыгин. Это он может ударить кого угодно, но чтоб его…

Макс, сдавленно охнув, согнулся пополам. Остальные парни продолжали изумленно таращиться.

Стрелецкий никогда ничего подобного не вытворял. Когда другие устраивали разборки, он взирал на это надменно и малость брезгливо. Ни в какие дрязги принципиально не ввязывался, будто это уронит его достоинство. И тут вдруг — на тебе. Все видели, что Макс больше шутил, бравируя, без наездов, без всякой агрессии, а этот сразу руки распустил.

— Сссука, — сквозь зубы прошипел, отдышавшись, Чепрыгин.

Он кинулся на Стрелецкого, но успел лишь разбить ему губу. Проходящая мимо математичка подняла крик на весь двор, и их тотчас разняли.

— Мы не закончили, — с угрозой бросил он, уходя вместе с Пашутиным. — Скоро продолжим. Жди.

Но никакого продолжения не вышло.

Вечером мать, увидев разбитую губу, учинила допрос. И хотя Ромка ничего не сказал, упрямо повторяя, что один разберется, она и сама все выяснила. Прижала классную по телефону, та и выложила все, что знала со слов математички: Чепрыгин бросился с кулаками на Рому, но что они не поделили — неизвестно.

— А вы куда смотрели? — еле сдерживая холодную ярость, спросила мать классную.

— Это… понимаете, это не в школе случилось… во дворе. Маргарита Сергеевна, извините, конечно… этот Чепрыгин… просто проклятье какое-то… но Мария Ивановна вовремя вмешалась. Со своей стороны, обещаю, проведу работу с Чепрыгиным, вызову в школу его родителей. А как Рома? Надеюсь, ничего серьезного?

Мать отвечать не стала, раздраженно бросила трубку. А утром вызвала к себе на ковер Чепрыгина-старшего, отца Макса, который работал начальником одного из цехов на комбинате. Что уж она ему устроила, Ромка не знал, но Макс после этого обходил его по дуге, поджав хвост. И что совсем хорошо — отвязался наконец от Оли Зарубиной. Даже не смотрел больше в ее сторону.

Зато Ромка только и мог, что смотреть.

О том, чтобы подойти к ней на перемене, ни с того ни с сего заговорить, да просто ляпнуть какую-нибудь банальщину, как тот же Чепрыгин — и речи быть не могло. Подобное геройство ему даже в голову не приходило, а если бы и пришло, то лишь в образе несбыточных фантазий.

И ведь прежде никогда ни малейшего стеснения не испытывал даже с теми девчонками, которые считались в школе «зачетными», а тут буквально столбенел, если она оказывалась близко…

5

Впрочем, Ромка и не страдал от своего смятения. Его не терзало беспокойство: любит — не любит? Подойду, а вдруг отвергнет?

Подобные мысли его даже не посещали. И к сближению он и сам не стремился. Тогда, в десятом классе, ему достаточно было просто видеть ее. В тот период ему и без того хватало впечатлений и чувств, новых и таких острых, что в груди ломило и сбивалось с ритма сердце. Казалось, если Оля вдруг заговорит с Ромкой или его коснется, оно вообще не выдержит и остановится.

Их взгляды притягивались, сталкивались и разлетались, оставляя искры. А душными ночами Ромка лежал, глядя в темный потолок, но видел вовсе не смутные очертания люстры, не блики фонаря за окном, а ее тонкое лицо, ее глаза, серо-зеленые, как небо в дождь. И словно заново раз за разом переживал одни те же их мимолетные встречи.

Однажды она сама к нему подошла. Точнее — догнала. И даже коснулась…