— Еще как касается, — Костя хищно сверкнул глазами. — Тебе не кажется, что мы это уже проходили, милая? Или тебе нравится играть роль приманки?
Теперь пришла ее очередь хватать ртом воздух.
— Приманки? Что ты о себе возомнил, Аверин? Мы с Антоном приехали работать в клинику Давида! Мы врачи, если ты забыл, хирурги! Оба! И да, Давид предложил мне отношения, вот только забыл спросить разрешение у тебя. Надо же, какая досадная промашка с его стороны!
Она возмущенно вскинула голову и снова оттолкнула Аверина, но тот сам ее отпустил, а затем привалился рядом к стене и яростно растер ладонями лицо.
— Черт! Врачи… Я все время об этом забываю, — он закусил губу и прищурился, глядя в сторону, при этом неосознанно поймал ее руку и легонько сжал. — А я голову ломаю, зачем здесь этот твой приятель. Давид не теряет надежды, это ясно, но…
Он повернулся к Оле и заговорил предельно серьезно. При этом руку ее так и не выпустил.
— Уезжайте. Ты должна улететь завтра же, Оля. Забирай этого своего Голубенко…
— Он Голубых.
— Тем более.
— Знаешь, что, — Ольга выдернула руку и вперила в Костю сердитый взгляд, — а не пошел бы ты командовать в свой президентский люкс? Там тебя уже заждались.
Аверин бегло взглянул на часы на своем запястье — такие если продать, год в этом отеле можно жить, в президентском номере! — и все так же серьезно кивнул.
— Мне и правда пора. А вам лучше уехать, Оля. Это не шутка. У меня совсем нет времени, и боюсь, я просто не смогу заняться Данилевским.
Ей бы смолчать, так нет же.
— Ну конечно, куда тебе. Шесть спален! — вырвалось само по себе. Она и прикусила язык, да поздно.
Костя с интересом облокотился на стенку и навис над Олей, ей пришлось снова вжаться в нее спиной. Он долго разглядывал ее с тем самым выражением, с которым смотрел в ресторане. Прикоснулся к щеке тыльной стороной пальцев, а потом вдруг засмеялся.
— «Неделька»!.. Кстати, сегодня воскресенье, и я без спальни. Пустишь?
— А что, в президентском люксе напряг с ковриками? — не осталась в долгу Оля.
Костя покачал головой и снова засмеялся. Потом вновь провел костяшками по лицу. Правильнее было бы, конечно, отбросить его руку и выдать что-нибудь язвительное, но что-то ее останавливало. Наверное, выражение глаз, которые блуждали по ее лицу, как будто ощупывали каждую черточку.
— Я уже думал, что никогда тебя не увижу, — хрипло сказал Костя, и ей расхотелось язвить. Вообще все расхотелось.
Увернулась и отошла в сторону. Сложила руки на груди, будто отгораживаясь.
— Тебе пора.
— Да, мне пора, — он снова бросил беглый взгляд на часы, и у нее заныло в груди. Так переживает, что Диана в номере одна, торопится к ней…
Аверин направился к двери, но, взявшись за ручку, обернулся.
— Я очень хочу думать, что ошибаюсь. Но прошу тебя, будь осторожнее.
— Если бы я знала, в чем именно мне следует соблюдать осторожность, было бы прекрасно, — начала недовольно, как тут запоздалая догадка ослепила молнией. — Костя!
Аверин остановился и посмотрел тем непонятным взглядом.
— Давиду понадобились твои услуги? Как Ямпольскому? А ты отказался?
— Да, — сухо ответил тот, — я отказался. Поэтому сама понимаешь, что пришло мне в голову, как только я увидел тебя рядом с Давидом. Сто раз подумай, прежде чем соглашаться на его предложения, какими бы заманчивыми они не казались.
Внутри взметнулся целый фонтан, но Оля сумела себя не выдать. Широко улыбнулась, подняла руку и пошевелила пальцами.
— Диане привет.
Аверин сверкнул взглядом, который с самой большой натяжкой не сошел бы за приветливый.
— Спокойной ночи.
Оля стояла у окна и, нахмурившись, смотрела на вечерний Мюнхен. Настроение было никаким, яркие огни старого города не радовали ни капельки.
Аверин вполне мог оказаться прав, и Давид пригласил ее сюда для того, чтобы надавить на Костю. При этом его заинтересованность в медицинских навыках Антона сомнений не оставляла. Значит, Оля приехала в Германию «паровозом»? И ухаживания Давида — такая же дымовая завеса, которую в свое время организовал Ямпольский для выкуривания Аверина из своей норы?
Думать от этом было неприятно. А еще и Аверин, явившийся к ней в номер только для того, чтобы об этом сообщить… Так, стоп. Ее что, и правда это намного больше расстроило?
Оля закусила губу. Конечно, она готова была отбиваться, лягаться и, если надо, даже пустить в ход зубы. Но если честно, в глубине души — очень-очень глубоко — хотелось, чтобы Аверин как раньше одним своим присутствием обозначил свои права.
«Это моя женщина», — никто не умеет сказать эти слова так, как он. Вот только он больше так не скажет. Да и Оля не позволит. Они параллельные прямые, которые не пересекаются, такова реальность.
Она заказала в номер чай и ушла в душ. Когда вернулась, на столе стоял чайничек с чашкой, а аромат альпийских трав плыл по комнате. Может, хоть он заглушит этот стойкий аверинский запах, который никак не хотел улетучиваться?