— Знаю, иначе меня давно бы уже не было на свете. Может, ты носишь его в сумочке? Или положила в коробку и затолкала на самую дальнюю полку, как ненужный хлам? Признавайся.
Он обхватил ее лицо и приблизил к себе, руки напряглись, дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы.
— Костя, — повторила она ошеломленно, глядя ему в глаза.
Черные-черные, с застывшими бликами догорающего огня. Зрачки совсем съели радужку, они и ее готовы были поглотить. Всю, без остатка. Внезапно Оля обнаружила, что между ними больше нет преграды из толстого пледа, и она всем телом прижимается к телу Аверина. Горячему даже через рубашку и брюки.
Жар стремительно заползал под кожу, растекался по венам. Казалось, вокруг все плывет от него, и воздух в легких тоже стремительно нагревается.
Костя дышал ей в губы, их лица едва соприкасались, но она чувствовала, что внутри него бушует настоящий пожар. И если не снять рубашку, то огонь, вырвавшись наружу, испепелит ее в одно мгновение.
— Ты делаешь только то, что хочешь, — одними губами сказал он. Она сглотнула.
— Мы еще не обсудили детали контракта. Разве ты не помнишь?
— Нет, — он уже нависал над ней, терся щекой о ее лицо и дышал над ухом, — я обо всем забыл. С тобой так всегда. Я так хочу тебя, Оля, я так устал без тебя… Хочу так, чтобы не помнить, ничего не помнить, только тебя, только с тобой. Без контрактов… Мы потом все решим, потом…
Упирался локтями, пальцами зарывался в волосы, придерживая затылок. Терся висками о щеки, ловил губами губы, целовал лицо и снова накрывал ее рот своим.
— Как же я задолбался без тебя, моя милая, нежная девочка…
Она обнимала его за талию, гладила спину и каждой клеточкой кожи хотела почувствовать его тепло. Без мешающей ткани, без надоевших преград.
— Ты сказал, — задыхаясь от желания, она все же смогла отодвинуться, — что мы параллельные, а они… не пересекаются.
— Не пересекаются, — согласился он, переводя дыхание, и убрал с ее лица прядь волос, — но, если их двигать навстречу друг другу, в плоскости или в пространстве, не важно, однажды они совпадут в каждой точке. Тогда все точки будут общими, Оля, они совпадут по всей длине, до бесконечности, понимаешь?
— Да, — прошептала и потянулась к нему губами, — да, понимаю…
Платье само куда-то делось. А она так долго не могла застегнуть молнию, когда одевалась… Брюки тоже исчезли. Дольше всего снимали рубашку — у Оли дрожали пальцы, когда расстегивали пуговицы.
Хоть рассудок был на грани, она все-таки вспомнила о защите. В себе Оля была уверена, но вот в нем….
— Ничего не надо, — хрипло выдохнул Костя, подминая ее обратно под себя, — у меня никого не было после тебя.
— Как это? — она попыталась из-под него выглянуть. — Не может быть…
— Может, Оля…
Тяжелое тело вдавило в пол, и казалось, они действительно слились в каждой точке. Губы в губы, пальцы переплетены. И больше проникнуть друг в друга невозможно.
А главное, они сливались там, где заканчивались тела и начиналось сбитое дыхание, капли пота на висках, хриплые крики и стоны, горячий шепот и цветные точки в глазах.
— Вместе, Оля, — отозвалось на краю подсознания, и она впилась ногтями в тугие мышцы спины.
Глава 27
Костя положил в очаг два больших полена и вернулся под плед.
— Я уже замерзла без тебя, — пожаловалась Оля, прижимаясь к твердому прессу.
— Все, все, я вернулся. Иди сюда, — он обвил ее руками и зарылся лицом в волосы. — Пальчики холодные, правда замерзла?
Оля кивнула и спрятала руки у него на груди. Костя подоткнул вокруг нее плед и прижал к себе.
Было удивительно приятно вот так лежать, согретой теплом горячего мужского тела. И еще непонятно, как они столько времени могли обходиться друг без друга?
Второй раз Костя любил ее нежно, медленно, доводя до полного изнеможения. Она даже ругаться с ним пробовала. А он так явно показывал, как наслаждается и получает от всего удовольствие, что ее разбирало еще больше, чем его смелые и умелые ласки.
Олю изумляло, насколько ей, помешанной на стерильности и удобстве, было сейчас наплевать на отсутствие привычных гигиенических условий. Вот совсем наплевать. Судя по расслабленному и удовлетворенному лицу Аверина, его это волновало еще меньше.
Ладно в юности, но они оба взрослые люди, избалованные достатком и комфортом. А сейчас им с головой хватало бумажных салфеток и огня, куда те можно выбросить.
Оля поцеловала упругие мышцы груди. Костя поймал ее руку и прижал ладонью к своей щеке. Сначала коснулся губами, потом потерся с блаженным видом, прикрыв глаза. И внутри снова начало растекаться тепло.
Как у него так получается? Эти его легкие поцелуи, прикрытые веки, полуулыбка, а потом вот так посмотрит, и она будто в пропасть летит…
— О чем ты таком интересном думаешь, милая? — Костя снова потерся щекой о ее ладонь и переплел пальцы.
— Откуда ты знаешь?
— У тебя такое загадочное хитрое личико…
Оля улеглась подбородком ему на грудь. Костя смотрел с непривычной нежностью, отведя назад свесившиеся пряди волос.
— Так что ты загадал на Новый год? — принялась водить по его груди пальцем, рисуя кружочки.