МОЯ. Не отдам!

— У меня в морозильнике не было запасов мороженого. Значит, ты покупала для себя и любишь его. Не отказалась бы сама, да?

— Да.

— Я буду мороженое.Твое.

Ника снова ерзает, словно у нее под попой горит стул.

Прислушиваюсь к музыке: какой-то струнный перебор. Вроде похоже на те мелодии, под которые плясать можно. Ника немного раздумывает, снова ест немного, пьет, потом спрашивает:

— Ты танцуешь?

— Нет.

— Это легко, — встает и, быстро оказавшись возле меня, предлагает ладонь. — Пойдем. Белый танец. Отказывать будет неприлично. Не с вешалкой же мне танцевать.

— Лучше с вешалкой. Я совсем не танцую, — но поднимаюсь.

— Это легко. Ты просто становишься ближе, обнимаешь меня за талию, я опускаю руку тебе на плечи, и ты двигаешься, как тебе хочется. Можешь закрыть глаза, — шепчет. — И не обязательно крутить па.

— А ты умеешь?

— Я неплохо вальсирую и так… по мелочи… из бальной программы…. Еще не все забыла.

— Занималась?

— Да, пока партнеров не переросла, — усмехается.

Мы топчемся на месте.

— Просто почувствуй музыку, закрой глаза и начни раскачивать бедрами… — показывает, как надо.

Я наблюдаю за ней из-под полуопущенных ресниц, ловлю момент, когда она сам расслабляется, и, прихватив за одну руку, кручу вокруг своей оси, на финале прижавшись бедрами к ее попке.

Плотно-плотно.

Мои руки плотно удерживают ее за талию, раскачиваю бедрами…

Она точно чувствует то дикое безобразие, которое рвет мои брюки в клочья.

— Скажи, у меня получается?

— Д-да, — отвечает, дыша все чаще и чаще…

Несколько провокационных движений, толчков…

Потом снова разворачиваю ее к себе лицом, несколько раз кручу и ловлю.

— Ты соврал!

— Кое-что я точно умею… — и накрываю ее рот своими губами.

Глава 21

Осло

Губы почти не встречают сопротивления, я раскрываю мягкий податливый рот, который уже приоткрылся, чтобы сказать мне что-то или возразить — неважно! Важно, что я уже добрался своим языком до ее язычка и погладил, потрогал всюду, даже небо лизнул и провел языком по ее скобам, снова вернулся к языку, заигрывая, продавливая. Ладони начали гулять по спине, бедрам, сжимая ягодицы. Медленно сменяю курс движения, подталкивая Белочку в сторону больших кресел возле камина. Она немного спотыкается, потому что двигаться приходится спиной вперед, и кусает меня за губу.

Контакт ртов размыкается. Белочка мигом отводит рот от моего, отклоняется назад настолько, насколько позволяет тесный контак тел и смотрит с удивлением.

Глаза большие, зрачки расширенные, сердечко в груди бахает ускоренно.

— Что ты делаешь?

— Хвалю за организацию ужина и гарантирую его правильное окончание.

— Это какое же? — сощуривается.

— Сама понимаешь!

Грубовато прижимаю ее к себе, чтобы ощутила мой каменный стояк.

Ощущает.

Реснички вниз дергаются, трепещат. Дыхание становится поверхностным и еще более частым.

— Я же тебе не нравлюсь. И со мной хуже, чем со шлюхой, — толкает в грудь.

Я не отпускаю.

— Дан, будь последовательным. Ты же мужчина, в конце концов. У нас был уговор?

Что-то я медленно начинаю соображать.

Какой уговор, когда член стоит и полыхает?

Но что-то мы обсуждали.

— Я готовлю вкусный ужин и могу задать тебе три вопроса, на которые ты ответишь максимально честно и подробно, — стучит пальчиком по груди. — О сексе речи не было! И потом… Глупо требовать его у той, которую считаешь хуже шлюхи. И я, если снова допущу это, только подтвержу твои слова, а я… Я себя хуже шлюхи не считаю и унижать себя не хочу. Ко всему прочему, ужин еще не закончен.

— Не закончен?

— Не закончен. Ты не поел десерт. Кто знает, может быть, мой десерт испортит все твои впечатления об ужине?

— Не испортит.

— Вот и проверим.

— Белка…

— Что, Дан? — смотрит с вызовом и потом отводит взгляд, разглядывая мою грудь, колышущуюся от прерывистого дыхания.

— Ничего.

Заставляю себя разжать объятия.

— Неси десерт. Пробовать буду.

Еще несколько секунд Белочка стоит так же близко ко мне, будто чего-то ждала, но потом отходит и начинает прибирать со стола.

Я сажусь возле камина, поправляя тлеющие там дровишки, подкидываю новых.

Кажется, именно в такие моменты мужики должны курить. Но я бросил, искоренил единственную дурную привычку, зависимость. Теперь я чист и спокоен, ни от чего не завишу. От прихотей маленькой рыжей занозы, которая уже даже не целка, тем более! Жалко ей, что ли?!

— Тебе жалко? — разворачиваюсь в сторону.

Белка подпрыгивает и роняет одну из тарелок на пол, она разбивается.

— Боже, ты меня напугал! Предупреждать надо… Сначала сидишь, как истукан, а потом набрасываешься! — возмущаешься. — У тебя разгон он бездействия до скорости гепарда слишком резкий. Попробуй быть более плавным. Танцы бы тебе в этом хорошо помогли.

— Давай потанцуем.

— Я разбила тарелку из сервиза и заляпала свое платье. Оно испорчено. Это мое единственное красивое платье!

Белка расстраивается, смотря на жирное пятно от того, что она прижала к себе стопку тарелок, чтобы их все не разбить. Еще она выискивает, куда бы наступить.

— Назад развернись. Обойди осколки с другой стороны.

— Вот спасибо! — выпаливает, поступая, как я велел.