Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

Суммируя вышесказанное, хочу выделить несколько основных причин дедовщины в армии. Во-первых, солдат учат не тому, чему нужно. Во-вторых, нет мотивации этого обучения. В-третьих, при назначении младших командиров и их заместителей по строевой, как правило, исходят не из оценки их качеств как лидеров, а из желания иметь тупого исполнителя с замашками «цербера», что, естественно, порождает в солдатской среде непримиримый антагонизм. В-четвёртых, распорядок дня военнослужащих спрессован специально для минимизации свободного времени, а это даёт отрицательный эффект. У «срочника» и курсанта практически нет возможности отдохнуть от тяжёлой, часто бессмысленной службы. И, наконец, последнее. Шаблонный и нетворческий подход к плановым занятиям убивает у военнослужащих желание заниматься даже любимыми предметами.

Командиром нашего взвода был младший сержант Борисов — человек низенького, «наполеоновского» роста со столь же низким интеллектуальным уровнем. Негативные качества такого человека, помноженные на практически неограниченную власть, становятся настоящим бедствием для окружающих. Это я испытал на себе.

Всё началось с материнской посылки. Мама моя, скажем прямо, достаточно меня баловала и, несмотря на мои рассказы о прекрасной курсантской жизни, старалась, как могла, украсить её и сделать более питательной. Она присылала посылки с различными сладостями и деликатесами, которые, хотя и с трудом, но можно было достать в Москве. Мама обегала множество магазинов, чтобы сделать мне приятное.

Ну так вот, ничего из её посылок Борисову не доставалось. Это его крайне раздражало и приводило в бешенство. Будучи по натуре человеком коммуникабельным, я, несмотря на молодость, занимал среди курсантов авторитетное положение. Меня многие уважали, я отвечал им тем же. К тому же я никогда не был жадным — любая посылка от мамы делилась в нашем классном отделении на всех поровну, и ребята, может быть, по крупинке, но пробовали маминых сладостей обязательно. Единственным, кому никогда ничего не удавалось попробовать, оставался Борисов. Происходило это потому, что когда он впервые увидел посылку в моих руках, тут же предложил мне пойти в каптёрку (маленькую комнату, где находится различное вещевое имущество взвода) и разделить эту посылку только между нами. Я, конечно, отказался и сказал, что посылка будет делиться поровну между всем личным составом. Именно тогда он меня возненавидел.

Другим камнем преткновения стал его армейский лексикон и мои актёрские способности. Борисов выдавал порою настоящие словесные перлы типа: «От меня и до следующего столба строевым — марш!» Достаточно было небольшой огранки и ехидного комментария — и курсанты лопались от смеха. Эти едкие насмешки, вызывавшие восторг моих сослуживцев, доводили сержанта до бешенства. Мы не переносили друг друга.

В результате он постоянно объявлял мне наряды. Все, кто служил в армии, знает: младший командир не имеет права дать своему подчинённому больше трёх нарядов вне очереди. Но Борисов действовал другим испытанным методом: давал мне наряды от имени командира взвода, нашего капитана. И когда я отхаживал очередные наряды, он наваливал на меня новые за какие-то несуществующие нарушения. И все эти наряды длились непрерывной чередой: с августа по ноябрь я практически не вылезал из чистки туалетов или ещё каких-либо работ подобного профиля.

Представьте, каково мне было переносить все эти унижения! Мои товарищи по взводу понимали, что Борисов не прав, но никто не мог ничего с этим поделать. Более того, я подвергался замечаниям ещё и со стороны более высокого начальства. Случались и намёки на то, что моя якобы абсолютная недисциплинированность может очень плохо для меня закончиться, вплоть до отчисления из училища.

Седьмое ноября стало для меня настоящим праздником — в этот день я впервые оказался без наряда. Думаю, и здесь Борисов преследовал корыстные цели, надеясь, что под этот «красный» день календаря мама пришлёт мне очень хорошую посылку и он наконец полакомится какими-либо яствами. Но ему и в этот раз ничего не досталось — и моё трудовое воспитание по части чистки сортиров продолжалось. От мойки туалетов я переходил к нарядам по кухне. Эти наряды были особенно тяжёлыми: каждому курсанту надо было почистить ванну картошки. А с учётом того, что до училища я не чистил за раз больше двух-трёх картофелин (всё делала мама, я помогал ей ходить по магазинам и мыть посуду, но чистку картошки она мне не доверяла), можете представить мои распухшие после каждого кухонного наряда руки. Вот такие уроки преподавал мне Борисов.