Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

По ночам уже грезилось небо, но перед тем как подняться в него, нам предстояло изучить множество документов и наставлений по производству полётов, штурманской службе и т.д. Преподавалось нам всё это весьма схематично. Надо было изучать эти документы вне зависимости от их практической нужды и пользы для нас. Они напоминали устав караульной службы: это разрешается, а это — запрещено. В результате все эти «разрешается-запрещается» помнились только до сдачи экзаменов. Но как только последние сдавались, обычно всё тут же забывалось. Если бы кто-нибудь мог нам чётко объяснить, ради чего надо знать это правило, тогда другое дело! Но вместо этого нам постоянно твердили, что инструкции написаны кровью и поэтому их надо зубрить наизусть. И это действительно было так. Но никто не объяснял, почему, в результате каких жертв и ошибок пришли к данному правилу. К сожалению, только потом я понял, что такие наставления, особенно по части выполнения полёта, надо чётко знать и понимать. Именно в них записаны те каноны безопасности, которые должен соблюдать лётчик. И прочно опираясь на них, он уже может позволить себе, когда возможно, более гибко относиться к этим правилам.

19. ПЕРВЫЙ ПОЛЁТ

Говорят, каждый лётчик помнит свой первый самостоятельный полёт. Вот чего не помню, того не помню. А первый мой полёт с инструктором запечатлелся на всю жизнь.

Было очень красивое утро. На небе — ни облачка. Почти абсолютный штиль, может, только лёгкий-лёгкий ветерок — 1–2 метра в секунду. Словом, как говорили инструкторы, погода — просто по заказу. В группе нас было семь человек, я летел, кажется, третьим или четвёртым.

Наконец настала моя очередь. Я сел в самолёт, а дальше, всё делал машинально и автоматически. Запуск двигателя. А значит, надо следить за его температурой. Я, конечно, ничего не видел. И только когда инструктор задавал вопрос: «Какая температура?», я смотрел за этим параметром. И, кажется, отвечал впопад. Потом мы рулили, и больше, как вы понимаете, рулил инструктор. На технику взлёта я тоже не обратил никакого внимания. Я весь был поглощён самим процессом разбега самолёта и ожиданием его отрыва от земли. Когда этот отрыв состоялся, надо было постоянно смотреть вперёд под определённым углом. Вместо этого я посмотрел вбок, где только и можно было увидеть землю, а затем устремил свой взор вниз, что совершенно нельзя было делать с точки зрения лётной безопасности. Я даже не понимал, что самолётом управляет инструктор, и, как мальчишка, следил за действом, которое разворачивалось внизу. Я смотрел на поля, разбитые на разноцветные квадратики: зелёные, коричневые, чуть желтоватые — очевидно, цвели какие-то растения. Меня поразила удивительная гамма красок лесов и полей. Инструктор что-то говорил мне, объяснял свои действия, а я постоянно смотрел на небо и на землю и сравнивал живительные краски природы, которые открылись передо мной во всём своём многообразии и так взбудоражили моё сознание, что молчаливому восторгу не было предела. Пока меня не возвратила к жизни резкая фраза инструктора:

— Где аэродром? Куда надо лететь?

Естественно, я не видел аэродром. Я знал только, что направление на него указывала стрелка радиокомпаса. Я ответил. Инструктор удивился тому, как я Неплохо ориентируюсь. Какая там ориентация! Я не знал, над чем мы находимся, в какую зону летим, хотя нам дали номер зоны и курс на неё. Ничего этого я не видел и не понимал, а только восхищался разноцветным полотном земли, простиравшимся перед моим взором. Я выполнял контрольный полёт, где должен был производить положенные действия. Но всё внутри меня кипело от радости, а, может, и от непонимания того, что происходит. Внутри меня творилось что-то невообразимое!

По-моему, это закончилось лишь тогда, когда мы снова сели на аэродром и стали рулить. Инструктор о чём-то меня спрашивал — я машинально отвечал. Думается, он тоже видел моё состояние, когда я одуревшим взором смотрел на него и невпопад шевелил губами. Едва я отошёл от самолёта, меня обступили мои товарищи, а я даже толком не мог объяснить им, что я видел в полёте, что чувствовал, где мы летали, как летели, на каких скоростях. Я буквально был в шоке от чувства, которое открылось мне впервые. Больше такого острого ощущения от полёта я никогда не испытывал.

В дальнейшем всё было гораздо проще. Я стал уже понимать, что происходит с самолётом в воздухе. Я понял: надо учиться летать и запоминать каждое слово инструктора. Надо внимательно следить за его действиями. Повторять то, что он демонстрирует тебе. Словом, началась обыкновенная школярская жизнь и познание авиационных азов. Но тот первый лётный день сотворил со мною главное, то, о чём говорил когда-то мне Володя Стебаков:

— Надо перенести всё, чтобы хоть раз испытать это чувство полёта.