На моем теле все ещё следы прошлой ночи. После истомы секса не хотелось идти в душ, мы так и уснули, соединённые и телами, и нашими соками. Ася вскидывает взгляд, наверное, ожидает, что я приглашу её с собой.
Напоминаю себе, что ей нет места в моей жизни. Отвлекающий фактор, который будет мешать двигаться вперёд. Выкинуть и забыть. Всегда получалось, сейчас получится тоже.
Я вовсе не хочу её запоминать, но сейчас смотрю внимательно, впитывая в себя каждую её черту. Несколько веснушек. Молочно белые колени, торчащие из пледа, в который она завернулась. Белизну нарушают начинающие заживать ссадины.
Красивая. Ещё даже не знает, насколько. Но когда поймёт, лучше быть дальше от неё. Не хочу ревновать. Вообще не хочу чувствовать никаких лишних эмоций.
— А течении часа я уеду, — продолжаю я. У кровати небрежно брошенный пакет с покупками. Вспоминаю, достаю из него стопку денег, опускаю на столик. — Это за то, что ты пропускала работу. Я обещал. Наличными, пожалуй, будет проще.
Про эти деньги я вспомнил вчера, снял их по дороге.
— Спасибо, — снова говорит она.
Кажется, как будто сейчас заплачет. Что бы я делал? Утешал её? Или ненужные женские слезы вызвали бы раздражение?
— Я в душ, — повторяю я и прохожу мимо. — Номер оплачен до завтрашнего полудня, можешь оставаться.
Если она и будет плакать, я не хочу этого видеть. Эта неделя и правда была прекрасной, но женская истерика только бы все испортила.
Прохладная вода смывает с меня следы Аси, а вместе с ними и неизвестно откуда взявшееся раздражение. Я слишком груб был с нею, думаю и злюсь сам на себя. Напоминаю — я все оплатил. Я даже расписку составил. И в той стопке гораздо больше, чем я обещал. Она должна быть довольна. И если она плачет, это просто очередная причина скорее её забыть. Кого ещё радовали женские слезы? В топку все это.
Когда я выхожу, в гостиной Аси нет. Нет в спальне. Может, на балкон вышла?
— Ась? — зову я.
Тишина. Ушла. Я даже рад этому избавлению от возможной сцены. Теперь все будет, как прежде. Сбрасываю на пол полотенце, и вдруг вижу стопку денег на столе. Не взяла.
— Дура, — констатирую я.
В любом случае, вся оговоренная сумма уже на её счету.
Простите, слишком много перемен, меня все же догнал небольшой творческий кризис. Беру себя в руки, пишу
Глава 19
Уйти то я ушла. Это было даже не сложно. Изнутри откуда-то поднялась волна гнева и велела мне — оставь эти деньги. Выйди хлопнув дверью. Никогда не возвращайся. Так я и поступила, только дверью хлопать не стала — вдруг услышит. Я не могла говорить с ним больше, не могла ему в глаза смотреть.
И только на улице поняла — идти мне никуда. Квартирка моей мечты ещё не куплена, пусть я и заработала на неё денег буквально своим телом. К тёте я ни за что не пойду. Просто не могу. Аньку мама увезла обрывать пасынки у томатов, она мне вчера ещё писала об этом. Можно было пойти в гостиницу, но я даже не могла себя заставить говорить с другими людьми.
Я пошла в парк. Даже мороженое зачем-то купила, пусть мне его и не хотелось. Такое замечательное утро, тёплое и нежное, доброе даже, все гуляют, а тут я с унылым лицом, словно жизнь моя кончилась или кончится вот вот, а я сижу здесь и уныло жду наступления этого момента.
Поэтому я сидела не просто, а с мороженым. Впрочем, съесть его так и не смогла. Оно капало мне на пальцы, на колени, на мамино платье, поэтому я чертыхнулась и выбросила его в урну. Ничего, я богатая. Новое куплю.
От этой мысли стало горько. Я просидела в парке так долго, что отсидела попу. Цели никакой не было, мыслей тоже. Наверное, выражение моего лица было очень уж выразительным, на меня люди оборачивались.
Потом зазвонил телефон. Мне и в голову не пришло, что это Вадим, я знала, что он никогда мне больше не позвонит. Я для него просто использованная, больше ненужная игрушка. Звонила Аня.
— На сообщения не отвечаешь, — с укоризной начала она. — Ты где?
— Да зачем тебе? — вяло отозвалась я.
— Я же знала, что нужна тебе буду сегодня. Вернулась в город. Говори где, я приеду сейчас.
— В парке нашем…
Она приехала минут через пятнадцать. Я увидела её издалека, аляпистый длинный сарафан, коса толщиной в мужскую руку, очки. Моя Аня. Плакать мне не хотелось все это ужасное утро, а сейчас захотелось вдруг, на Аньку глядя.
— Дуреха, — покачала головой Аня. — Давно тут сидишь?
— Я даже не знаю.
— Пошли домой. Мама на даче останется.
И повела меня за руку, как маленького ребёнка. Домой. Там пожарила яичницу, щедро порезав в неё сосиски и толстый помидор. Придвинула мне тарелку.
— Не хочу, — покачала головой я.
— Горе луковое.
И съела яичницу сама — правильно, не пропадать же. Всё пыталась отвлекать меня разговорами, фильм какой-то включила, а у меня в голове пустота. И время тянется так тягуче, словно нуга, а хочется, чтобы оно скорее шло. Чтобы я прожила этот период жизни и начался другой. В котором я не буду такой пустой, словно от меня одна оболочка осталась.
— Я спать, — наконец решила я.