Стояла у двери своей квартиры. Что интересно, запаха курева и спиртного не ощущалось. Ничего. Будто в чужую квартиру пришла.
Удивилась. Надо же…
Может, нет никого?
Нахмурилась и нажала на звонок. Думала, в ответ будет тишина, но ошиблась. Послышались шаркающие шаги матери.
Через долгую минуту дверь открылась и увидела мать.
Выглядела она уставшей, постаревшей на несколько лет, но в глазах видела непоколебимую решимость. Не сомневалась, меня ожидал серьезный разговор.
— Можно пройти? — спросила, не зная, чего ожидать.
— Закрой двери! — буркнула она и пошаркала в зал, чуть прихрамывая.
Прошла за ней, стараясь охватить все, увидеть изменения, но ничего подобного. Лишь одно — весь стол завален бумагами.
Смутило. Мать не любила, когда что-то не на своих местах. Тем более отца нет.
Нахмурилась и прошла к столу, осторожно просматривая бумаги. Удивилась. Никак не ожидала, что здесь будут экспертизы, копии моих и бабушкиных документов, завещание, заявления о том, что она с детства страдала…
Не дочитала, мать вырвала документ из моих рук.
— Что это значит? — с возмущением спросила, понимая, что бабулю признали душевнобольной.
— Значит то, что бабка была полоумной.
— Мама, ты что творишь?! С чего она стала полоумной? Здоровее всех нас всегда была! — ладонью прикоснулась к губам, поражаясь их подлости.
— Мы боремся за свое, а ты решила нас обобрать…
— Зачем вы так с ней?
— Ее нет! Нет! И тебя это не касается. Чужая ты, чтобы рассуждать, — тут она скривилась и буркнула с обидой: — Ишь какая, квартиру решила прибрать к рукам! Не получится!
Не сомневалась — Стальнов обработал. Только вот чем он так на нее надавил? Столько убеждения в глазах.
— Ничего я такого не решила, но вы ее не продадите. Живите здесь, продать… нет. Это память.
— Какая память? Ты Стальновым чужая! Чужая! Вон… иди к своему отцу и требуй, а здесь не смей! Воспитала змею на свою шею.
— Да что ты уперлась в эту квартиру? Живите, кто вам не дает?! Зачем продавать?
— Чтобы тебе не досталась! А мы… хоть на старость лет поживем как люди! От тебя не дождешься!
Возмутилась ее словам. Что за бред?! Вот так… всю жизнь тащи их на себе и… на тебе — от меня не дождешься!
— Я сколько себя помню, столько лет и работала. Всегда. Для вас! То подработки, то с дедом на машинах, то…
— Неблагодарная!
— Я? Мама, очнись!
— Подпиши документы на отказ и уходи. Ты нам не нужна.
— Нет.
Она сделала шаг ко мне и вцепилась в плечо. Видела, что ей стало тяжело, учащенно дышала, захлебывалась слюнями.
— Уйди! Ради христа, уйти! — говорила и сгибалась в три погибели.
— Мам, я же о тебе беспокоюсь. О тебе. Продадите, пропьете деньги и все… останетесь на улице. Понимаешь?
— Нет! Ты просто не хочешь, чтобы я жила хорошо. Да! Только о себе думаешь…
— Мама…
— Какая я тебе мать? Какая? Раз так подло поступаешь. Жадная! Корыстная… — с каждым словом ей становилось все тяжелее говорить.
Приблизилась к ней и хотела обнять, но она оттолкнула:
— Не подходи ко мне! Не подходи!
Осталась стоять с вытянутыми руками. Не передать, как себя погано чувствовала.
— Если хоть каплю меня любишь… уходи. Ты никто в этой квартире. Ее должен получить Саша. Не ты. Если нет, то… — она схватилась рукой за стул, — Тимур уже нанял адвоката. У нас есть все необходимые документы. Мы пойдем в суд…
— У вас ничего не получится, столько лет прошло…
— Все получится со связями Тимура. Ты никто для нашей семьи.
Медленно подошла к стулу и села. Хотелось все отдать и забыть. Вот честно, надоело. Давно ясно, что я для матери никто и звать никак. Не напрашиваться же.
Смысл был приходить? Пора понять, что дорога сюда мне закрыта. Лишние нервы.
Только зачем звала?
— Что случилось? — задала вопрос прямо, желая услышать честный ответ.
Тут на лице женщины мелькнул страх. Лютый, пронизывающий.
Она облизнула губы и медленно поплелась к дивану. Села и, прикрыв лицо ладонью, прохрипела:
— Саша должен большую сумму. Если не отдать деньги, то я больше его не увижу. Он там… у них.
Вот оно как.
— Не скажу, что удивлена. Вполне предполагаемая ситуация.
— Ты всегда только гадости можешь сказать, — обиженно бросила она.
— Ну, сейчас заплатишь им деньгами за квартиру, потом что?
— Потом мы будем жить нормально…
— Взрослая женщина, а веришь в сказки. Он не умеет работать, денег у вас не будет. Да и где будете жить?
— Там останется. Можно снимать. Это все неважно. Главное, чтобы он был рядом.
Поднялась и направилась на выход. Больше не хотела ничего слышать. И тут услышала всхлипывания. Пыталась не смотреть, не реагировать. Нельзя. Ведь плачет о нем.
— Проклинаю тот день, когда родила тебя. Дочь дьявола! Такая же подлая, как и он.
Развернулась и проговорила:
— Тебя никто не заставлял ложиться под него, и тем более ты должна была понимать, что от незащищенного секса могут быть дети.
— Нет, я спасла мужа! Тебе не понять…
— Его нельзя спасти.
— Если ты уйдешь, не подпишешь, то я на все пойду. На все. Ты мне не дочь! Не дочь! Я не хочу тебя видеть.