Так и выходило. Когда я пробовала рисовать, что-то все время в рисунке было не так. Как ни старалась, ноги вступали в резонанс с прошлым кадром, руки совершали уродливые выдуманные движения, никогда не совершаемые людьми и так далее.
Фил терпеливо правил рисунок, указывая на такие мелочи, как складки на одежде, движение сустава, которые происходят, при совершении человеком определенный действий.
Про мимику я вообще молчу, там полный провал.
Я беспокойно смотрела на него.
— Не переживай, это дело поправимое, при должной практике, рука быстро набивается, ну и теории бы немного. Главное — способности и пристрастие к делу. Если это есть, то все легче простого. — тон его был тихим, легким и задорным. Это успокаивало и придавало уверенности в своих возможностях.
В шуточной манере Фил показывал, что не так я делаю:
— Куда у тебя голова полетела? Чувак, конечно, чокнулся, но не до того, чтобы с башкой в буквальном смысле попрощаться. Или он решил занять очередь в рай?
— Вот это да, впервые вижу сору лодыжки с бедром, они что, решили такие: «Мы независимые, пошел ты, больной дурак, мы будем ходить сами, бедро вправо, лодыжка влево».
Я смеялась, стирая неудачи и иногда подыгрывая шуткам. И так он просил пробовать снова.
И я пробовала, пробовала еще, затем еще. Процесс меня увлекал, и я совсем забыла о времени и том, где нахожусь.
Отвлек меня мелодия телефона. Звонили Филу, но ответил тот не сразу, странно смотрел на экран какое-то время, будто не ждал от звонящего ничего хорошего. Все же ответил. Он весь напрягся от сказанного в трубке, глаза стали жестче, а скулы — острее.
Он посмотрел на Арса и кивнул в мою сторону, тем самым прося проследить, а затем резким шагом вышел из комнаты.
Парень взглядом проводил друга и посмотрел на меня, извиняюще улыбнулся и подкатился на кресле ко мне.
Когда я делала штрих не в ту сторону он показывал на него пальцем, а второй рукой делал ругающий жест, тряся указательным. Меня это забавляло, и я быстро привыкла к его правкам, но время отсутствия Фила считала. Не понимала почему его все еще нет.
Прошло уже полчаса, и я беспокойно посмотрела на Арса.
Тот взял первый попавшийся листок, написав карандашом, подвинул лист мне.
«Он на крыше. Могу проводить, но не думаю, что ему это понравится»
— Проводи пожалуйста, вдруг что-то случилось, — попросила я его, сделав бровки домиком.
Он показал мне лестницу на верх, и я вышла на крышу.
На улице резвился закат, окрашивая облака в нежно розовый цвет. Совсем забыла, что время уже позднее.
Не сразу заметила его, оглядываясь поначалу. Он сидел на краю крыши спиной ко мне. Я заметила дым, исходящий от него. Курит…
Глубоко вздохнув, подошла и села рядом.
Он не смотрел на меня, даже не сделал вид, что заметил мое присутствие.
Молчал. Я тоже не решалась говорить.
— Всегда любила рисовать закаты, — вдруг вырвалось. — они похожи на сказку. Кажется, что дальше случиться какое-нибудь чудо, и ты ждешь, отражаешь его у себя на бумаге в надежде передать хотя бы толику той сказочности, что видишь сам.
Он наконец посмотрел на меня, выдыхая дым. От него становиться тяжело, но я не подаю вида.
— Можно тоже попробовать, — усмехаюсь, смотря на сигарету в руках, сама стараясь не дышать от резкого запаха.
Он тоже на нее посмотрел. Кажется, глаза у него расфокусированы. Протянул мне. Руки его тряслись.
Я осторожно взяла, не спеша затягиваться. Положила ее между двумя пальцами, как видела в фильмах и у ребят из детдома.
Не думала, что он позволит мне это сделать.
Осторожно подношу к губам и вдыхаю ее в себя. Едкий дым заполняет легкие, и я больше не могу держать его в себе, начинаю кашлять, мне не хватает воздуха, но вздохнуть пока не могу — внутри много гадости.
Приступ кашля все не останавливается и глаза начинают слезиться, а горло неприятно печь.
— Бе-е-е! — выдаю я.
Отдаю назад сигарету, и он снова затягивается с легкой улыбкой.
— Не думала, что это может быть так… не вкусно, — снова посмотрела на него, держась за саднящее горло. — но тебе, кажется, помогает.
Его зрачок стал меньше, и он снова смотрел на меня. Взгляд был не важный.
Кажется, он не хотел говорить, но спустя какое-то время выдал хрипло:
— Не особо.
Снова тишина между нами. Теперь какая-то болезненно-долгая для меня.
— Я знаю твое состояние. Сама такое испытывала, и знаешь, меньше всего нужно оставаться в такие моменты одному. Разговоры отвлекают от страха, человек рядом отвлекает, ты перестаешь сосредотачиваться на себе и думаешь о нем, так проходит со временем. — я немного наклонилась, заглядывая за упавшую на его глаза челку. — позволь помочь. Я не буду спрашивать, что случилось, понимаю как это не уместно, самой такой вопрос было бы неприятно слышать.
— Ты уникальный человек, — выдыхая дым, с усмешкой говорил он. — единственная, кого я попросил о помощи и пользуюсь ей до сих пор. Не будем же на этом останавливаться, юная леди.
По трясущимся рукам и дрожащему голосу понимаю, что от приступа он не отошел.