— Витя. Витя Летов. Я до Жени.
— Витя! Это ты? — Переспросила она, но ответить я не успел.
Защелкали многочисленные замки, и дверь открылась, но не на полную. Звякнула натянутая дверная цепочка. В открывшемся проеме я увидел, как Мария Федоровна, так ее звали, выглянула, посмотрела на меня своим большим карим глазом. Потом, убедившись, что я действительно тот, кем представился, она захлопнула дверь и открыла снова, но теперь полностью.
— Витя! А я-то думала это кто-нибудь из милиции!
Мария Федоровна — маленькая и худенькая женщина со светло-русой копной несколько нечесаных волос, вытянутым лицом и мешками под глазами, смотрела на меня снизу вверх.
Лучше всего охарактеризовать ее можно было одним словом — паникерша. По рассказам Корзуна она всегда была впечатлительной особой, а после того как потеряла мужа, а Женя ушел на войну и вернулся раненым, у женщины произошел какой-то сдвиг по фазе. Она стала беспокойной, нервной, боязливой.
На каждую смену провожала она Женю, как в последний путь. Иногда это оканчивалось истериками. Естественно, профессию охранника, которую ее сын избрал, Мария Федоровна совершенно не одобряла и каждый раз не упускала возможности напомнить об этом Жене.
Флегматичный Женя относился к маме очень терпеливо. Он прекрасно понимал, что пусть она и беспокоится, пусть ссорится с ним на фоне выбранного им пути, но зато у них дома всегда есть хлеб и то, чем его можно намазать.
На самом деле, Женя и рад был бы пойти на какую-нибудь более спокойную работу, чтобы лишний раз не беспокоить Марию Федоровну. Однако то обстоятельство, что его мать не заботилась о том, чем завтра платить за квартиру и что приготовить на ужин, перевешивало и останавливало Корзуна от такого шага. А другая, «нормальная» в понимании Марии Федоровны работа, вряд ли могла обеспечить им такой, вполне приемлемый уровень жизни.
— Да ладно. Пусть лучше беспокоится о моей работе, чем о том, что нам будет нечего есть, — рассуждал обо всем этом Женя.
— Он спит, — шепнула Мария Федоровна. — Ты слышал, какая у нас беда приключилась?
— Не только слышал, но и видел, — кивнул я.
— Машину какого-то нового русского взорвали прямо рядом с нашим гаражом! Представляешь⁈ Взрыв я слышала, в девятом часу вечера был, но разве ж могла я подумать, что это наше добро взрывают⁈ Да и все равно мне было в тот момент. Все слонялась я по дому, душа не на месте была. Жени ж все нет и нет. Думала уже, что с ним что-то произошло. Когда явился он во втором часу ночи, так я сразу на него, мол, где был окаянный⁈ А он мне, мол, ма, у нас гараж взорвали! Представляешь⁈
— Чего вы тут раскричались? — Вышел из своей комнатушки заспанный Женя. — О, Витя? Ай, мля!… — Женя схватился за голову. — Как же я забыл, что мы хотели? Все я проспал с этой вчерашней пьянкой, и той передрягой, в которую наш гараж попал!
— Я уже все Вите рассказала, — похвасталась Мария Федоровна.
— Мы ж с тобой собирались до Фимки ехать, — покачал он головой.
— Ты, Женя, проспал гораздо больше, — вздохнув, сказал я.
— Да иди ты, — Удивился Женя, когда я рассказал ему все, что случилось со мной в первой половине дня. — Вот зараза. Это что ж выходит? Тебя одного из дома отпускать теперь нельзя? Вдруг эти суки снова нападут?
Разговаривали мы в маленькой Жениной комнатушке, в которой жил он еще с детства. Узенькая и продолговатая она вмещала в себя его кровать, старый письменный стол и шкаф для вещей. Над столом, прямо поверх обоев, Женя наклеил постеры с Ван Даммом и Шварценеггером в образе терминатора. Многие в это время увлекались западной культурой и фильмами, но Женю можно было назвать прямо-таки фанатом. Особенно ему нравились филы Кровавый спорт с Ван Даммом и Пьяный мастер Джекки Чана. А постер с Джекки был его давней мечтой, только вот все никак достать он его не мог.
Письменный стол же служил теперь в основном подставкой для ненового двухкассетника Шарп в черно-красном корпусе и телевизора Панасоник. Телевизор, кстати, не был подключен к антенне, и Женя в основном смотрел на нем видик. Это был старый серый VHS Funai, который Женя купил непонятно где, причем с рук. Ох и гордился он своей покупкой. Фима постоянно норовил взять у Жени видик, как он выражался, «на посмотреть», однако стойкий Корзун не поддавался на уговоры и не собирался делиться столь дорогой покупкой с Фимой.
— Ага. Знаю я тебя, — отвечал он обычно Ефиму. — Тебе что дай, что выкинь.
Женя сел на кровать, нахмурился и оттого стал выглядеть еще угрюмее, чем обычно. Я же занял место за письменным столом, отодвинув старый стул со спинкой, деревянные жердочки в которой уже давным-давно выпали и потерялись.
— Нужно держать ухо востро, это да, — согласился я. — Но видишь ли, меня больше волнует, что там с наркотой. Она и правда оказалась Черемушкинская. Но Кулым о ней ничего не знал. Походу, в ихней ОПГ какой-то серьезный раскол назревает.