Моя Оборона! Лихие 90-е

Пересекая общую прихожую, я снова встретился со здоровяком Игорем. Он вышел из комнаты с большой клетчатой сумкой на плече. Игорь посмотрел на меня хмуро и немного недоверчиво, но пошел к выходу, открыл дверь каким-то ключом.

— Э-э, стой-ка, — позвал я его, пока тот не ушел.

— Чего? — Обернулся он.

— Чей ключ?

— Мой. Гена дал.

— А ну, — я подошел, протянул руку. — Дай.

— Это мой.

— Игорь, — глянул я на него очень холодно. — Ты давай, не доводи до греха. Горелый тебе за это спасибо не скажет. Ты ж знаешь, что у Мясуховских с нами мир шаткий.

Глаза молодого гопника расширились в кратком удивлении, но он быстро задавил в себе эту эмоцию.

— Красавчик, Игорь, — хлопнул я его по плечу, ну давай, иди уже. И языком сильно не болтай, кого тут встретил. Бывай.

Молодых гопников за нос водить было легко. При всему моему отрицательному отношению к понятиям было в них и кое-что положительное: случалось так, что они заставляли людей, даже не самых хороших, вести себя удобоваримо. Все потому, что за любой косяк могли с тебя строго спросить.

Проводив здоровяка, я пошел к владелице квартиры.

— Валерия Павловна, можно вас? — Я постучался в закрытую дверь, прислушался, не звучат ли за ней шаги.

— Кто там? — Послышалось за дверью. А потом по полу ритмично зашарколо.

— Витя. Витя Летов.

Валерия Павловна пощелкала замками, выглянула из комнаты.

— Чего ты так поздно-то? Что-то хотел?

— Квартплату отдать, — я пожал плечами.

— А че щас? Еще три дня же.

— А я заранее, чтобы потом не переживать. Только напомните мне, сколько я вам должен?

Хозяйка удивилась, захлопала глазами.

— Тридцать, как и всегда.

Я достал из кармана доллары, стал отсчитывать.

— Пойдем, пойдем внутри, — опасливо поторопила меня хозяйка и раскрыла дверь, пригласила зайти.

Внутри ее просторной, но заставленной мебельными стенками комнате сильно пахло пылью. Посреди комнаты стоял большой стол с кружевной подстилочкой под вазу. Разложенный диван по обыкновению этого времени покоился у стены, покрытой красно-буро-желтым ковром.

— Вот, — протянул я ей хрустящие купюры.

— Спасибо, — улыбнулась она, но потом понизила голос. — Ты прости, что я так в тихую деньги беру, как будто воровка. Просто побаиваюсь я этих двоих пареньков. Знаю, что они из Мясуховских.

— Уже не двоих, — хмыкнул я.

— Что? Как это не двоих?

Я вынул из кармана ключи, что дал мне Игорь, протянул хозяйке.

— Ой! Дубликат! Это откуда? — Удивилась она.

— Забрал у этого Игоря. Кажется, облюбовали они вашу квартиру, Валерия Павловна.

На лице женщины заиграл настоящий ужас.

— Ой! Уж никак черные риелторы какие? Я слышала от соседей, что у нас в городе завелась такая банда! Бабок обманывают, убивают, а ихнее жилье продают. Я что, на таких нарвалась⁈

— Вряд ли, — я отрицательно покачал головой. — Эти просто гопники. С Мясухи. Но для вас они тоже опасные.

— Да знаю-знаю, — она торопливо покивала. — Слышала я про деда одного. Он, правда, квартиры не сдавал. Внук его, что тут, в Армавире, в техникуме учился, прибился к этим Мясуховским. Так там, у деда в хате, потом их человек по десять набивалось. Притон настоящий устроили. Деда в могилу свели. Потому я этого, — Валерия Павловна показала большим пальцем в стену, за которой жил Гена, — этого паренька так и боюся.

— Правильно боитесь. Надо от него скорее избавляться.

— Да только как это сделать? — Женщина развела руками. — Я ему боюсь лишнего сказать. Боюсь, что разозлиться, да придет ко мне со своими дружками, квартиру громить.

— Не придет, если все правильно сделать. Слушайте, Валерия Павловна, — хитровато глянул я на нее. — А давайте мы с вами договоримся?

— О чем договоримся?

— Я вам помогу этого Генку из квартиры выгнать, а вы мне отдадите его комнату. Его ж комната будет побольше.

Хозяйка задумалась, потом выдала:

— Слушай, Витя, да если ты его из квартиры как-то прогонишь, я тебе и квартплату уменьшу. Долларов на пять.

— По рукам, — улыбнулся я.

— А тебе, спасибо большое, что этого Игоря прогнал, Витя. Не знаю я, как ты это сделать умудрился, но благодарна я тебе всей душой. Знаешь, как я их двоих боялась? Я и этого одного боюсь, а двоих и подавно. Вот не заметишь, как он там сначала один, потом уже вдвоем, потом тройкой в комнате сидят… Ну и так далее.

— Пустяк, — я отмахнулся. — И с Геной справлюсь. Без шума и пыли.

— Если я тебя чем-то могу отблагодарить, Витя, то я с радостью.

— Конечно, можете. Можно от вас сделать звонок?

— Да-да, проходи! — Проговорила она и повела меня вглубь комнаты.

М-да… Очень я отвык от всего этого духа девяностых, от которого в две тысячи двадцать четвертом и следа не осталось. А тут все им просто было пронизано: старый ламповый телевизор, стоял на тумбе накрытый кружевной салфеткой; лаковые стенки, полные хрустальной и обычной посуды протянулись у двух из четырех стен; на одной свободной висели блестящие настенные часы, сделанные в виде наручных; на другой — железная картина-чеканка, которая изображала обнаженную женщину.

Телефон стоял на советской раздвижной тумбе, что скромно покоилась у подоконника, рядом с батареей.

— Вот, пожалуйста, — указала хозяйка на телефон.