Моя осень

Женщина стояла на коленях,
Годы жизни Бог ей отмерял.
Ты красива, ты длинноволоса.
Из ребра Адама я тебя создал.

Двадцать лет я, думаю, хватает,
Чтобы расцвести и отцвести.
Деток нарожать, любить, чтоб мужа.
А потом и навсегда уйти.

Женщина всплакнула: «Господи! Как мало!»
Только спорить с Богом не смогла.
А к нему уж лошадь прискакала.
Женщины крупней была она.

И Бог подумал, раз она большая
Пусть в два раза дольше проживет.
Ну а лошадь постояла молча.
Хомуты, телеги, тяжкий труд.

Нет! Не надо мне не 30, и не 40,
Двадцать лет мне под кнутом ходить.
Хватит, чтобы от работы не загнуться.
Жеребят успею я родить.

Ну а 20 лет вы женщине отдайте.
Пусть живет и радует детей.
Тут пришла корова. Отгадайте,
Сколько лет для жизни выделили ей?

Бог 40 лет отмерил и ей тоже.
Промычала вдруг корова: «Боже,
Ну не надо 40. Хватит 20.
Будут ведь доить два раза в день».

Двадцать лет отдали человеку,
Чтобы внуков увидать он смог!
Вот 60, и больше половины века,
И жизнь пройдет, и человек исполнит долг.

И вдруг подумал Бог:
«А где ж собака с кошкой?
Ведь я и им по 20 лет отдам».
Вот тут собака дернула вдруг ножкой:
«Ну нет! Ты зря про 20 лет сказал.

Ведь кости грызть и на цепи сидеть —
Ни радости не видеть, ни свободы.
Мне хватит десяти, чтоб в дырочку из будочки смотреть.
Отдайте лишних 10 лет народу».

А тут и кошка подошла, взмолилась:
«Десяти мне хватит, чтобы «мяу» говорить.
Чего в кошачьей жизни я добилась?
Обязана сидеть в углу и Целый день мышей ловить».

Вот так у человека появились жизни годы.
Не плохо, вроде, целых 80 лет.
Но только первых двадцать лет
Есть радость, счастье и свобода.
Что человеку Бог отдал прожить без бед.

А дальше лошадиные лет двадцать —
Работа, дом, опять работа, дом.
И вроде хомута на шее нету,
Но в отдых уже верится с трудом.

А тут уже и дети подрастают,
И, как корову, начинают мать с отцом доить.
Машину, дом — уже не знают, что просить.
Родителям приходится за все платить.

Вот 60 прожито, дальше жизнь цепная!
В окошко посмотреть, да косточки погрызть.
Ведь внуки подросли, а кровь своя родная!
И так нам хочется подольше с внуками пожить.

Облаять тех, кто обижает малых.
Куснуть всех тех, кто обижает сыновей.
И преданно смотреть на половинок старых.
И в конуру свою зайти скорей.

Теперь и дети выросли, и внуки.
Сидим, как кошки, иль у окна, иль у дверей.
И что же остается? Лишь мяукнуть!
И думать, что бы смерть пришла скорей.

И так прекрасно, если любят дети.
Погладят по головке — ты и рад.
Не знаешь плакать, иль смеяться, если,
Как кошке, дали вам пинка под зад.

Это было так давно!