Моя панацея (СИ)

— Залезай, — не то просит, не то приказывает, и я ныряю в распахнутую дверь скорой.

Максим устраивается рядом, а Ярик, лежащий на носилках, тянет к нам руки. Господи, какой он бледный, какой напуганный и растерянный. Несчастный. Обессиленный.

— Ты же у меня взрослый, да, сын? Держись.

— Больно, — хнычет Ярик и растирает слёзы по бледному личику кулаком. — Папа, мне отрежут ногу?

— Ногу тебе не отрежут, а язык я тебе оторву, если не перестанешь глупости говорить! — притворно гневается Максим, а Ярик начинает хихикать. Даже о боли забывает, о жалобах и тихонько посмеивается.

— Говорят, ничего критичного, — глухо сообщает мне на ухо Максим и крепче сжимает в своей кажущуюся крошечной ладошку Ярика. — Убью всех нахрен. Ресторан засужу. Камня на камне не оставлю.

— Не надо, — прошу и снова касаюсь его плеча. — Сейчас ведь главное — ребёнок.

— Всегда главное ребёнок, потому и поубиваю всех причастных.

— Это же фигура речи?

— Вероятно.

В частной клинике “Гиппократ”, куда нас с мигалками привезла мобильная бригада, Ярика мигом отволокли на рентген. А нас с Максимом заставили ждать в коридоре. Ненавижу ожидания, они выматывают и убивают.

Максим меряет тяжёлыми шагами узкое пространство, на меня не смотрит, полностью поглощённый тёмными мыслями.

— Макс, послушай меня. Всё обойдётся. Ты же слышал, что врачи сказали?

— Инга, я тебя слышу, — кивает и останавливается у стены. Упирается в неё руками, опускает голову и кажется сейчас чернее тучи. Лучше не трогать, наверное.

Усаживаюсь в ярко-жёлтое кресло, складываю руки на коленях, замираю. Время тянется медленно, а я всё жду, что сейчас Ярик заплачет, будет снова звать маму и папу, но за дверью тишина.

— Долго они что-то, — голос Максима хриплый, треснувший. Он явно на самой последней грани терпения, и пускай бы врачи работали быстрее, а не то сорвётся же. И тогда я точно не смогу дать гарантию, что никто не пострадает.

— Процедуры, надо подождать.

— Будешь кофе? Мне нужно прогуляться.

— Неси.

Стоит Максиму скрыться из вида, как дверь в рентген-кабинет распахивается и меня приглашают войти. Врачи уверены, что я мать, потому послушно иду за симпатичной медсестрой и попадаю в полумрак. Ищу глазами Ярика, но его нет нигде.

Тревожно.

— Мальчика в палату отвезли, он там до утра пробудет. Понаблюдаем его, — объясняет врач и протягивает мне снимок вместе с какими-то официальными бумажками. — Ничего критичного, просто сильный ушиб, но лучше перестраховаться. Поднимайтесь на второй этаж, там вам подскажут, что дальше делать.

Благодарю рентгенолога и выхожу из кабинета, крепко прижимая к себе бумаги и снимок. Максим с двумя стаканчиками кофе стоит в десятке шагов и смотрит на меня вопросительно. Ох, мужчины. Такие крепкие и грозные, сильные и несгибаемые, но если дело касается близких, такие ранимые.

— Ушиб, — одними губами и буквально кожей чувствую, как из Максима мощными толчками и потоками выливается облегчение. — Пойдём.

Забираю у Максима свой кофе, быстро-быстро его выпиваю на нервной почве и сминаю стаканчик в руках. Ох, вроде отпустило.

— Держи, это тебе. Это важно.

Отдаю ему бумаги, потому что именно его они касаются, что бы там в суете не подумали все остальные. Веду за собой. Нам нужно на второй этаж, нужно найти врача.

— Инга, остановись.

Властное за спиной, и я замираю. Медленно оборачиваюсь, а Максим останавливается на две ступеньки ниже меня. Так мы почти одного роста, так нам проще смотреть друг другу в глаза.

— Ты не должна быть тут сейчас. Не обязана. Хочешь, я тебя отпущу? Сейчас же отпущу?

— Заманчивое какое предложение, — провожу рукой по его жёстким тёмным волосам, улыбаюсь. — Но там же Ярик. Он ждёт нас. Меня ждёт.

— Спасибо Ярику за тебя, — улыбается устало, и мы идём искать врача.

Когда находим его, Виктор Семёнович долго и упорно рассказывает, что они обязательно все силы кинут на лечение Ярика. Максим мгновенным переводом покрывает все необходимые расходы, и врач становится ещё благодушнее.

— Ярослав уснул. Мальчик разнервничался, у него был шок, потому езжайте пока домой. Утром вам позвонят, скажут, когда можно подъехать и забрать ребёнка. Не беспокойтесь, пожалуйста. Клиника оборудована всем необходимым, есть чем и лечить, и развлекать. Езжайте, нечего попусту нервы тратить.

Ты смотри, какой вежливый и добродушный.

— Можно его увидеть? — спрашиваю, пока Максим отлучился оформить все необходимые бумаги.

— Нет, не стоит. Он очень крепко спит. Езжайте домой, отдохните, утром возвращайтесь, — повторяет, а я выхожу из кабинета.

— Ну всё. Можно уезжать, — улыбаюсь появившемуся в коридоре Максиму.

Он растирает рукой лицо, смахивает с него усталость. Смотрит как-то особенно тоскливо, растерянно и вдруг резко притягивает меня к себе.

— Спасибо, Инга.

— За что?

— За то, что не позволяешь окончательно разочароваться в этом долбанном мире.

17. Инга

Естественно, врач мог рассказывать мне, что угодно. Что угодно запрещать. Но все табу и предписания рассыпаются на части, когда дело касается Максима и его способности идти напролом к нужной цели.